Шулер с бубновым тузом

— Долгов одно время был любовником вашей матери, — безжалостно вымолвила Глория, понимая, что нарыв надо вскрывать быстро. — Она выбрала его в отцы своему ребенку, потому как он здорово смахивал на ее мужа, Андрея Крапивина. Он пошел на это, чтобы досадить «другу». В его отношениях с Бертой Евгеньевной появилась скрытая подоплека. Официально они дружили, но их короткая любовная связь накладывала на эту «дружбу» особый отпечаток. Вашей матери было нелегко. Она находилась между двух огней и никогда не чувствовала себя спокойной. Это спровоцировало ее невроз.

Лицо Николая вытянулось и побледнело. Что же выходит? Он убил своего… отца?

— Дядя Леша… знал?

— Что вы его сын? Нет, конечно, — без колебаний ответила Глория. — Берта Евгеньевна никому не могла довериться полностью. Никто, кроме нее, не имел понятия, что ваш родной отец — Долгов. Даже он сам. Долгов был уверен, что вы — сын его заклятого друга. Он вас обоих ненавидел.

— А вы… вы с самого начала знали, что дядя Леша… мой отец?

— Пока я его не увидела, нет. Я была уверена только в том, что ваш отец похож на Андрея Никитича. Я вам говорила.

— Я как-то не замечал этого, — выдавил Крапивин. — Хотя… посторонние люди иногда принимали их за братьев. Точно. Отца… то есть Андрея Никитича… бывало, спрашивали, не братья ли они с дядей Лешей. Че-е-ерт! Я тупица! Я же перебирал всех, кто мог походить на него! Но о дяде Леше я не подумал.

— Так бывает, — посочувствовал ему Роман.

— Наш разговор тогда, у него дома, показался мне искренним. И вообще, я подозревал кого угодно, кроме него. Не в отцовстве, разумеется, а в слежке за мной… во всей той чертовщине, что творилась вокруг. Я даже Лорика заподозрил, — признался он. — Увидел ее в аэропорту и решил, что она оказалась там неспроста. Я имею в виду Лору, мою любовницу.

Крапивин, как и после смерти Андрея Никитича, прислушивался к себе, ища в сердце раскаяние и горечь… но не находил. Напротив, он испытал некое облегчение. Как будто узел, связывающий его, был разрублен. Его совесть молчала, и он не жалел, что дядя Леша погиб от его руки. Наверное, так должно было случиться.

— Он псих, — пробормотал Николай, вспоминая перекошенное от злобы лицо Долгова и пистолет, из которого тот без сожаления перестрелял бы всех, кроме, пожалуй, Жанны. А может, и ее тоже. Потом забросал бы тела мусором и оставил тлеть в старом винном подвале. Повод для убийства у него был столь же обычный, сколь и тривиальный: жажда превосходства над другими и ненависть к тем, кто обошел его на извилистой дороге жизни. — Наверное, именно я должен был остановить его. Главное, чтобы мама не узнала…

— Зачем вы взяли с собой нож? — спросила Глория.

— На всякий случай. Мой отец… не тот, который лежит в подвале… а тот, который меня вырастил, любил повторять: «Никому не верь, никого не подпускай слишком близко, ни на кого не рассчитывай и никому ничего не прощай!» Вот я и не простил. Ненавижу, когда в меня целятся из пистолета, тем более когда стреляют. — Крапивин вздохнул и поднял на нее укоризненный взгляд. — Вы меня пожалели, верно?

— О чем речь? — не понял Лавров.

Николай покачал головой, продолжая смотреть на Глорию.

— Я приехал к вам в Черный Лог узнать, что меня ждет в ближайшем будущем. А вы не сказали.

— Вы хотели услышать, что убьете собственного отца?

— Я благодарен вам, что не услышал! Знай я, кто такой Долгов, у меня дрогнула бы рука… и мы бы с вами сейчас лежали в подвале, а не он.

— Поэтому я и промолчала, — сказала она.

Лавров вскочил и нервно зашагал по комнате. От какой ничтожной мелочи порой зависят жизнь и смерть. Глория тоже хороша! Запретила ему вмешиваться в ход событий. А если бы Крапивин промахнулся?

Но он уже понял — не промахнулся бы. Не будь Глория уверена в благополучном исходе, она бы рисковать не стала. Он никак не может привыкнуть к ее предвидению.

Николай поник. Ощущать себя отцеубийцей было не очень приятно, хотя он понимал, что подчинился инстинкту самосохранения и спас всех собравшихся от возможной гибели. Это утешало его только частично. Не потому ли он сам так равнодушен к переживаниям другим людей, что ему передались гены Долгова — холодного и расчетливого игрока без правил, все действия которого были замешаны на ненависти. Эта мысль удручала его.

— Почему дядя Леша назвался Валицким?

— Вы же слышали, это Жанна наградила его лестным прозвищем. А он и рад стараться. Ее натолкнул на это давний страх перед своим преследователем.

— Неужели он смог выиграть в карты у Джо? — недоумевал Крапивин. — Я сам видел, как тот умел обращаться с колодой.

Глория пожала плечами.

— Предки Ивана Бальзамова по прозвищу Калиостро были камнерезами, а не шулерами. Откуда у Джо такая ловкость рук? Почему бы потомку слуги графа Валицкого не стать непревзойденным игроком?

— В таком даре есть что-то бесовское, — заметил начальник охраны.

— Странно, что дядя Леша никогда при мне не играл.

— По-моему, странностей у него хоть отбавляй!