Четверо мужчин приближаются ко мне. Солдаты. Я узнаю цвет и пошив их униформы и то, что это означает. В моем мире они символизируют почти карикатурное зло, худшие побуждения человечества, но здесь одежда кажется обыденной, обычной.
Они говорят на немецком, как и радио.
- Речь Фюрера не закончена, - говорит светловолосый паренёк лет семнадцати. Он сдвигает фуражку на затылок, потирает лоб. - Нам не стоило уходить.
Мужчина рядом с ним закидывает руку ему на плечо.
- О, прочтёшь текст в газетах. Мне нужно выпить кое-что покрепче... и посмотреть на что-нибудь покрасивее. В этой конуре одни собаки, - будучи уже пьяным, он улыбается, его глаза смотрят осоловело. - ...Ну хотя бы я могу гавкать без риска быть подстреленным! - он смеётся и хлопает светловолосого по затылку. - Собаки! Ха!
Третий косится - гигант с темными волосами и полными губами. Его рука, подносящая флягу к губам, размером с моё бедро.
- Бог мой! У тебя не было того вида, который получил я. Ты видел жену Рольфа? Господи Иисусе.
- Какая у неё задница! - произносит светловолосый, улыбаясь. - И эти титьки!
- И у неё такой взгляд... - невнятно бормочет пьяный.
- ...Что ты хочешь её удивить, - говорит гигант. - Да, я видел. Везучий ублюдок.
Четвёртый напряжённо слушает. Из всех них его глаза сияют яснее всего - синим, который кажется сталью на его подвижном как у хорька лице. Его униформа меньше всего помялась, на ней меньше всего пятен от пота. Он также носит немного другой значок на воротнике.
- Ему не стоило приводить её сюда, - только и говорит он в тишине.
Светловолосый берет флягу от своего гигантского друга.
- Он влюблён. Это романтично, не так ли?
Немецкий говор мужчины с лицом хорька продолжает звучать отрывисто.
- Это не оправдание для глупости. Бловелт не деликатничал со знаками внимания. Не хотел бы я получить задания, которые Рольф раздаст после этого собрания, - он бормочет, но уже тише. - ... Особенно с его происхождением.
- Что? - спрашивает гигант. - Что ты сказал?
- Оо, да какая разница? - говорит пьяный. - Он нам яйца отрежет, если мы на неё хоть подышим. Давайте найдём себе другую «дырку». Ту, к которой не приставлен Люгер[5].
Они проходят через меня и мимо меня по коридору, из которого я пришла - словно я клуб дыма. Я смотрю, как они выходят за другую дверь, но мои ноги тянет в другом направлении.
Звуки вечеринки становятся громче. Я следую на звон бокалов, тихое бормотание голосов, но поверх всего этого доминирует нарастающая и стихающая эмоциональная речь. Время от времени слова прерываются безумными аплодисментами - и от тех, кто в комнате передо мной, и от куда большей толпы, доносящейся через громкоговорители.
Очередной всплеск громовых аплодисментов заглушает его слова.
Я вхожу в комнату, потолки которой в два или три раза выше, чем в коридоре. Гигантское знамя свисает над камином из шлифованных речных камней. Я смотрю на чёрную свастику, занимающую центр белого круга на кроваво-красном фоне.
Её вид должен шокировать меня, но здесь это тоже почему-то обычное дело.
В стороне от толпы, собравшейся под металлическими динамиками, мужчины в униформе разговаривают небольшими группами, едят и пьют с женщинами в вечерней одежде, которая заставляет их походить на костлявых длинношеих птиц. Моё внимание привлекает группа, стоящая в стороне.