Штык и вера

Увиденное скорее огорчало, чем радовало. Дело было не в грязи или, скажем, в отсутствии трамваев. Наметанный глаз офицеров быстро подметил какую-то тревогу на лицах встречавшихся людей, косые недобрые взгляды, которые некоторые смоляне кидали вслед автомобилю, отсутствие даже видимости порядка на многочисленных улицах, по которым лежал их путь.

Да и попадавшиеся по дороге группы митингующих отнюдь не радовали глаз. Никто из сидящих в машине не старался прислушиваться к ораторам. Зачем? Всем им были памятны сборища, когда люди, слушая заезжего гастролера, на глазах превращались в стадо, и никому даже в голову не приходило задуматься над смыслом звучащих слов. Лишь бы говорилось с должным напором и шло против существующего порядка. А уж насколько это соответствовало истине, никого не волновало. Порою складывалось впечатление, что чем абсурднее обвинения в адрес минувшего и чем нежизнеспособнее призывы к грядущему, тем лучше. Словно не правды искали на митингах, а более-менее складно выдуманной откровенной сказки. Ладно, что искали и охотно верили ей, но с детской беспощадностью торопились воплотить ее в жизнь…

Ближе к центру стала попадаться «чистая» публика. Порою виднелись характерно подтянутые фигуры, часто в офицерских шинелях, но большей частью без погон. Эти останавливались, провожали глазами запыленный автомобиль, а потом шли по своим делам, не решаясь ничего сказать приезжим офицерам.

– Такое впечатление, будто в городе что-то назревает, – тихо сказал Радену Сухтелен.

– Мне тоже так кажется, господин подполковник, – так же тихо ответил барон.

Из разных концов временами доносились отдельные выстрелы, только кого можно было удивить стрельбой?

Автомобиль вывернул на небольшую площадь и по команде Ольги притормозил.

– Приехали, господа, – заявила девушка, кивая на двухэтажный дом с высокой башенкой.

Перед домом застыл броневик, толклись солдаты и штатские люди, чуть в стороне для чего-то был разожжен костер.

Многие недобро косились на приезжих, однако никаких угроз пока не было.

– Ивар, доставишь барышню домой и вернешься сюда. А вы, поручик, будете охраной, – коротко распорядился Сухтелен.

Лицо девушки выразило откровенное неудовольствие. Она бы отказалась, если бы не обещала дяде не лезть на глаза самозваным правителям. Дядя долго и тактично объяснял причины, по которым им лучше не связываться с первыми людьми нового государства, и девушке оставалось лишь с сожалением вздохнуть:

– Вечером прошу всех к нам. Запомните, вам нужен господин Всесвятский. Он у них считается за главного.

– Мы помним, мадемуазель. – Состав правительства Сухтелен выяснил еще в усадьбе Дзелковского.

– Благодарим вас за помощь, Ольга Васильевна. – Раден галантно склонил голову. Барону очень хотелось поцеловать на прощание прелестную ручку, однако девушка ощущала себя амазонкой и подобных нежностей не признавала.

– Честь имеем! – Гусары дружно щелкнули шпорами, проводили взглядами удаляющийся автомобиль и с невозмутимым видом направились сквозь толпу.

Никакой субординации солдаты не признавали. Порой перед офицерами расступались, порой – демонстративно продолжали стоять на пути, словно напрашиваясь на скандал. Однако большего себе пока никто не позволял.

Не могли ничего себе позволить и гусары. Молча обходили стоявших, как будто те были не людьми, а статуями, на редкие же реплики о золотопогонниках старались не обращать внимания.

У самого входа в вольной позе расположились четверо солдат, которых можно было принять за часовых, если бы они хоть удосужились спросить приезжих о цели визита.

Не спросили. Вообще создавалось впечатление, что любое требование уставов собравшие игнорировали изначально, даже не понимая, что подобное игнорирование лишает их пребывание здесь малейшего смысла.

Войти в резиденцию правительства оказалось до смешного просто. К сожалению, того же нельзя было сказать о кабинете Всесвятского. Не потому, что туда не пускали. Напротив, народу в приемной было полно. Несколько дам разнообразного возраста и положения, много хорошо и плохо одетых мужчин, пара вездесущих солдат, – что называется, представители всех сословий. Не было лишь самого Всесвятского, и о его местонахождении не мог ответить даже сидевший тут же секретарь в полувоенном френче земгусара.

Вид у секретаря был чуть усталый и бесконечно высокомерный, на офицеров он посмотрел откровенно брезгливо, как на париев общества, и обычно спокойный Сухтелен взорвался.

Нет, он не стал кричать, но в тоне подполковника было столько льда, что было ясно: сидящего перед ним штатского к роду людскому офицер не относит:

– Доложите господину Всесвятскому, что прибыли квартирьеры Особой бригады Русской армии по вопросу размещения войск в вашем городе.

Вряд ли на секретаря подействовал тон. Он считал себя чем-то наподобие привратника у врат рая и на чужие мнения и чувства смотрел свысока. Зато само известие…