Штык и вера

– Бросьте, Павел Петрович. Ценность человека отнюдь не определяется принадлежностью к определенной касте, – так же тихо ответил полковник. – Даже в глазах женщин.

– Да, но порою лишь от определенных профессий зависит спасение мира. В данный момент – от вашей.

– Поэтому вы предлагаете всем поголовно надеть походную форму и взяться за винтовки? Но кто-то должен выращивать хлеб, создавать машины. Я уже не говорю, что без вас нам никак не обойтись. А спасение мира зависит не от одного умения стрелять. Лишь от готовности каждого человека выполнять свой долг и уже одним этим фактом делать окружающее лучше. Мы с вами так и не решили, что было причиною катастрофы, но ясно одно: если бы люди сами не захотели ее, не подчинились бы своим страстям и страстишкам, то ничего бы не было. Одни старательно будоражили другим головы, обещали царствие небесное на земле и прямо сейчас, а те верили, не задумываясь, откуда возьмется данное царство и что оно вообще из себя представляет. А впрочем, давайте хоть на этот вечер забудем про философию. Кто знает, когда еще придется просто отдохнуть?

Доктор согласно кивнул. Ему тоже не хотелось сегодня путаться в бесконечных загадках, к которым нет подхода хотя бы из-за недостатка информации.

– Мой танец. – Аргамаков улыбнулся и нежно повел племянницу хозяина в вальсе.

– Вы выполните мою просьбу, Александр Григорьевич? – Девушка серьезно посмотрела на полковника.

Была она стройна, на редкость хорошо сложена. Обрамленное светлыми волосами лицо дышало свежей прелестью. Но голубые глаза смотрели серьезно и испытующе, и полковник невольно насторожился.

– Какую, Ольга Васильевна?

– Нет, вы прежде пообещайте.

– Хорошо, если это в моих силах, – все-таки сделал оговорку Аргамаков.

– Возьмите меня с собой.

– Как? – не сразу понял полковник.

– Стрелять я умею, спросите хоть у дяди. Хорошо езжу на коне. Могу работать медсестрой. Правда. Мы все по очереди дежурили в госпитале. Вам же нужны медсестры.

– Знаете, – не сразу нашелся Аргамаков, – это несколько иное. У нас, по существу, нет никакого госпиталя. Мы ведь находимся в постоянном движении. Сегодня здесь, завтра – в другом месте. Будь наш поход увеселительной прогулкой – с удовольствием, но в нашем положении – увы…

– Я на прогулку и не напрашиваюсь. Но неужели вы думаете, что легко просто сидеть и ждать, пока кто-то другой наладит прежнюю жизнь?

В голосе девушки прозвучала страсть, словно речь шла о чем-то очень важном.

– Поверьте, Ольга Васильевна, сейчас важно не только стрелять. То, что сделал ваш дядя, – это больше чем подвиг. Будь все такими – и не пришлось бы нам сейчас странствовать в поисках уцелевших обломков былого величия. А я, извините, не имел бы удовольствия танцевать с вами.

– Но это совсем другое. Нет, я не умаляю заслуг дяди. Но что значит маленький уголок по сравнению со всей землей?

– Кто знает, – вздохнул Аргамаков. – Вдруг с такого уголка и пойдет возрождение. Должен же быть пример, что при любых условиях можно обеспечить нормальную жизнь. Смотришь, кто-то и задумается: почему он не сумел? Ведь большинство людей хотят нормального человеческого существования. Грабежом долго никто не проживет. Запасы-то не беспредельны. Кончатся – и поневоле придется вновь обрабатывать землю, чтобы хоть с голоду не умереть. А чтобы на ней работать, надо ведь уверенность в завтрашнем дне иметь. Иначе зачем все это?

К сожалению, речь полковника не произвела большого впечатления на девушку. В ее представлении поход небольшого отряда был высокой романтикой, а здесь, в усадьбе, была просто очень трудная работа.

На этот раз Аргамаков без труда прочитал девичьи мысли. За две пройденные войны он видел немало молодых людей, в чьих представлениях битва обязательно воспринималась как подвиг. А потом многие из них погибали, уцелевшие же смотрели на войну уже иначе. Как на очень тяжелую, но необходимую работу.

Взять, к примеру, Орловского. Примчался на войну типичный студент с кашей в голове. Тут тебе и всемирная свобода, и одновременно долг перед родиной. И что? В итоге вышел отличный офицер. Жаль, что его незадолго до катастрофы ранило, и где он теперь, неизвестно.

Правда, это были юноши, а тут – очаровательная девушка. Но что из того? Молодость – она и есть молодость. Отношение ко многому совсем другое, чем в более зрелые годы.

Полковник набрал в грудь побольше воздуха, чтобы старательно объяснить это девушке, но тут как раз кончилась музыка, и пришлось отвести свою мимолетную партнершу на место.

– Так что вы решили, Александр Григорьевич? – успела по дороге спросить Ольга.

Произнесла она это таким тоном, будто речь шла о гораздо более естественных вещах в отношении мужчины и женщины. Сердце Аргамакова даже на секунду вздрогнуло, словно у мальчишки.

Что поделать? Порою даже умудренному и не раз битому жизнью человеку хочется хоть на мгновение вернуться в те времена, когда и радости, и разочарования были далеко впереди…

Наваждение тут же схлынуло, и Аргамаков произнес не без иронии: