– Эти земли, – капитан сделал круговой жест рукой, – некогда принадлежали моему родственнику. В 1795 году он присоединился к Костюшко и воевал за независимость Польши. За что русская царица отобрала у него имение и подарила русскому генералу, который отличился в подавлении восстания. Он умер, предъявить счет не получится. Однако остались вдова и дочь. Вот с них и спрошу.
– Это было давно, – сказал Маре. – К тому же они женщины.
– Мы, поляки, ничего не забываем, – процедил капитан. – Никогда и ничего, даже женщинам.
«Может не подчиниться, если я откажу, – подумал полковник. – С поляка станется. Все равно убьет. Дикий народ! Резать женщин… Ладно. Цель оправдывает средства».
– Мне нужен человек с раной на голове, – сказал ровным голосом. – До остальных дела нет.
– Благодарю, господин полковник! – поляк поднес два пальца к киверу. – Ложитесь спать, – он кивнул на палатку. – Завтра рано вставать.
Офицеры отправились к своим палаткам, следом стали укладываться и шеволежеры, кроме караульных, естественно. Они не заметили, как вблизи одного из костров поднялась тень, бесшумно скользнула к лесу и скрылась среди деревьев…
Ужинали при свечах. На местном календаре – конец июля, но на деле – август, дни сокращаются. Столовую освещали два торшера, еще два бронзовых канделябра с горящими свечами стояли на столе. Его накрыли на четыре куверта, как говорят в этом времени. То есть присутствовали графиня, ее дочь, Спешнев и я. Лакей показал нам места за столом и помог сесть на стул ковылявшему штабс-капитану. Другой сделал это для хозяек. Меня прислуга игнорировала. За столом мы оказались напротив, причем, я – графине. Такая конфигурация не понравилась: предпочел бы дочку. Графинюшка к ужину приоделась: сменила песочного цвета платье на голубое, которое очень шло к ее глазам. Чистое, живое лицо девушки не несло и следа косметики, но выглядело необычайно мило. Возможно, причиной тому был свет свечей. В своем мире я попытался бы за барышней приударить, но здесь это исключалось: рылом не вышел. На графиню смотреть не хотелось. Строгое лицо с надменно поджатыми губами, холодный взгляд блеклых глаз. Морщины на лбу и у глаз не добавляли ей красоты. По всему видно, что пора расцвета этой женщины миновала, причем, давно.
Два лакея налили в стеклянные бокалы вина и стали подавать блюда. К моей радости, столовых приборов оказалось минимум: вилки и ножи. Те, и другие – с серебряными ручками. После перемены блюд приборы уносили вместе с тарелкой, и подавали другие. Я опасался запутаться в них и выглядеть невоспитанным, что рушило легенду. Ну, не князь я и не граф, всего лишь фельдшер. Изящным манерам не обучен.
Блюда подавали простые: запеченного поросенка с гречневой кашей, жареную курицу, свиные мозги с горохом. Ветчина, сыр… Самим брать не пришлось – достаточно было указать лакею, и тот клал кушанье на тарелку. Ели молча, запивая горячее мясо красным вином, к слову, неплохим. Отсутствием аппетита никто не страдал, так что еда с блюд исчезала быстро – лакеи только успевали подкладывать. Стук столовых приборов о тарелки нарушался только указаниями графини прислуге. Постепенно все насытились, сложили вилки и ножи на тарелки, которые лакеи, немедля, унесли.
– Если хотите курить, Семен Павлович, милости прошу, – объявила графиня. – Покойный муж любил подымить после обеда. От него остались трубки и табак. Приказать подать?
– Сделайте милость, ваше сиятельство, – кивнул Спешнев. – Давно не курил. Мой табак кончился, а в дороге купить было негде – окольными путями шли.
– Оставьте эти церемонии, Семен Павлович! – сказала графиня и сделал знак лакею. Тот немедленно убежал. – Вы русский офицер, который ранен в сражении и заслуживает уважительного обращения. Обращайтесь ко мне по имени.
– Воля ваша, Наталья Гавриловна! – поклонился Спешнев.
Хм, а мне такого дозволения не дали. Ну, да, мещанин…
Вернулся лакей с трубками и деревянной шкатулкой, которые выложил на скатерть перед штаб-капитаном. Спешнев выбрал трубку, набил ее табаком из шкатулки и прикурил от поднесенной лакеем лучинки, которую тот зажег от свечи. Выпустив клуб дыма в потолок, штабс-капитан довольно откинулся на спинку стула. Мне трубку не подали, из чего следовало, что я здесь на правах бедного родственника. Приходилось читать о таком в книгах. Нежеланных гостей сажали за стол с хозяевами, но обносили блюдами, то есть не подавали лучшие кушанья – дескать, фейсом не вышли. Эдакое молчаливое указание на статус. Вообще-то я не курю – бросил недавно, но хотя бы из вежливости могли предложить. Хотя, чего хотел? Накормили, одели в обноски – и радуйся.
– Поведайте, как воевали француза, Семен Павлович, – попросила графиня.