Штуцер и тесак

Меня растили дед с бабушкой. До пяти лет я считал их папой и мамой, да и после продолжил называть так. Бабушка преподавала в школе русский язык и литературу, дед работал механизатором в колхозе. Невысокий, жилистый, он обладал невероятной силой: в одиночку снимал и ставил на трактор «Беларусь» заднее колесо, а оно – минуточку! – центнер весит. Я ношу его отчество, унаследовал от него силу и не только ее: лицо, рост, фигуру. Дед меня очень любил, бабушка – тоже, хотя временами пыталась выглядеть строгой. Они сделали все, чтобы дать внуку лучшее образование. Бабушка занималась со мной уроками, дед возил в музыкальную школу в райцентре. Детство выдалось счастливым. На дворе стояли 90-е, в стране царили разруха и упадок, но я этого не заметил. Еды в деревне хватало, а одежда… В Беларуси есть поговорка: «Что малому сносить, то старому съесть». То есть, обоим пофиг. Дальше – обычно. Школа, неудачная попытка поступить в медицинский университет… Баллов, набранных на централизованном тестировании, оказалось недостаточно для поступления на бюджетное отделение, а учить внука на платном оказалось не по карману опекунам-пенсионерам – медуниверситет в этом смысле самый дорогой из вузов. Учился я на «девятки» и «десятки»[73], но выпускник сельской школы не ровня городскому, которому родители наняли репетиторов. Затем были армия, учеба в медицинском колледже, распределение на работу в сельский ФАП[74]. Там меня и застала весть о гибели деда с бабушкой…

Белорусские деревни разные. Есть процветающие агрогородки, где люди живут в коттеджах со всеми удобствами, ездят на иномарках и отправляют детей в лучшие вузы страны. А есть умирающие селения с полуразвалившимися СПК[75], где работники получают копейки, да и те с задержкой в несколько месяцев. Молодежь отсюда уезжает, бросая стариков, которые доживают век в полуразвалившихся домах. Беда таких деревень – спившиеся и потерявшие человеческий облик люмпены из местных. Город их отверг, работать они не любят и не стремятся, а вот пить хотят каждый день. Потому воруют, попадают в колонии, возвращаются из них и продолжают прежнюю жизнь. Часть этих дегенератов, набравшись зэковских привычек, терроризируют деревенских стариков, вымогая у них деньги на водку. В сериалах, которые так любят снимать российские режиссеры, зэки выглядят белыми и пушистыми, эдакими милыми душечками, но на деле это законченная мразь, наказание которой одно: пуля в затылок. На беду, такая парочка завелась в нашей деревне. Два брата-акробата, поначалу зашугавшие родную мать, которую они избивали и отбирали у нее пенсию, со временем распространили эту практику на других стариков. Почему те не заявляли в милицию? Боялись: подонки их запугивали. Об этом узнал дед: в деревне не скроешь. Хоть и пенсионер, но еще крепкий, он отловил братьев и по-мужски с ними поговорил, разукрасив рожи мерзавцев синяками. Пообещал, если не угомонятся, сломать им руки и ноги.

Бросать полюбившееся занятие парочка не хотела, их отпитые мозги не придумали ничего лучшего, как устранить внезапно возникшее препятствие. Ночью они подкрались к дому деда, подперли дверь колом, после чего облили стены бензином и подожгли. Пожарные приехали слишком поздно – дед с бабушкой задохнулись в дыму.

Подонков задержали в тот же день – признаки поджога были налицо, а кто и почему это сделал, знали все. Суд приговорил братьев к расстрелу – в Беларуси с такими не церемонятся, но меня это мало утешило. Я вдруг разом осиротел. И вот тогда появилась мать…

Не знаю, откуда она узнала о происшедшем – родителям она не звонила и не писала. Видимо, из интернета – об этом преступлении много писали. Мать нашла меня в социальных сетях, написала, а потом прикатила на похороны. После поминального стола сказала:

– Нечего тебе здесь делать, Платон! Перебирайся ко мне. Будешь жить в нормальной европейской стране, а не в этой дыре под управлением диктатора. Раньше я не могла тебе помочь – муж не позволял, но он умер, и я получила наследство. Пришлось судиться с его детьми от первого брака, – она сморщилась, – но они не смогли оспорить завещание. Наконец я смогу стать тебе матерью.

Осиротевший, я поверил ее словам. Хотел верить… Я засел за учебники французского языка, нашел и скачал в интернете аудиокурс, и к завершению отработки по распределению уже мог худо-бедно объясниться на языке Дюма. Надо отдать должное матери: поначалу она выполняла обещание. Я перебрался в Тулузу, где, как сын гражданки Франции, получил вид на жительство. Подтянув знание языка, сдал экзамены, подтвердив диплом, и устроился работать в пожарную часть. Почему туда? Во Франции пожарные оказывают первую помощь при авариях и происшествиях. Кстати, такой профессии, как фельдшер, в этой стране не существует, вместо них – медбратья. Вот им и служил.