Штуцер «Фосса»

Из этого можно было заключить, что Стасис, доехав до Каунаса, где ему предстояла пересадка, познакомился с какими-то пассажирами и еще до отъезда «на Дальний Восток» написал это письмо. Но в таком случае он должен был опустить его в почтовый ящик еще до отъезда, то есть в Каунасе. Но оно было отправлено не из Каунаса, так как в этом слове букв «г» и «л» не имеется. Не исключалось, конечно, что, написав письмо в Каунасе, Стасис опустил его позже, уже в пути следования от Каунаса. Так или не так — пока было неизвестно, но знать, когда и где было оно опущено, мне непременно было нужно.

Предстояло опять обратиться за помощью к экспертам. Пользуясь методом цветоразделительного фотографирования, светофильтром или фотографированием в инфракрасных лучах, они смогут узнать, как выглядел штемпель.

Мне еще предстояло выяснить, Стасис ли писал, это письмо. На мой вопрос, уверена ли она в том, что письмо написал ее сын, Елена ответила: не сомневается. Хотя почерк сына она не помнит. (Елена окончила только три класса сельской школы и рукописный текст читала с трудом.)

По моей просьбе женщина разыскала и передала мне ученическую тетрадь, в которой Стасис записывал расходы своей маленькой зарплаты.

На обложке тетради очень старательно было написано: «Дневник расходов Жибуркаса сына Кастуса. Начат в марте месяце 1946 года».

Познакомившись с записями и сличив их с письмом, я увидел, что почерки разные.

Когда я спросил у Елены, есть ли у нее письма или записи Казимира, она смутилась, но ответила, что ничего подобного у нее нет. Видно было, что говорит она неправду.

Тут-то мне и пришлось рассказать Елене о находке в Румбульском лесу и спросить в конце, была ли у Казимира причина расправиться со Стасисом?

Конечно, нельзя было ждать немедленного ответа. Слишком много неожиданного и страшного узнала она. Я ушел, сказав, что все-таки должен буду вернуться утром и продолжить этот разговор.

На следующий день дверь мне открыла старушка — тетка Елены. Я вошел и увидел Елену. Она стояла посредине комнаты и, видимо, ждала меня. Лицо ее осунулось, появились морщинки, а под глазами легли темные полукружья. Наверно, она не спала в эту ночь.

Меня поразил ее взгляд, полный решимости.

Извинившись за то, что вынужден вновь беспокоить, я спросил, не хочет ли она что-нибудь добавить ко вчерашнему. Без колебания, словно давно уже подготовившись, Елена произнесла:

— Да. Хочу...

Оказывается, настоящая фамилия ее мужа — Ляудис. Когда он после войны переехал к ней, то у него уже была фамилия Повилонис. Чем это было вызвано, она не знает. Он сказал, что так нужно, и она об этом больше никогда не спрашивала. Чем занимался Ляудис-Повилонис в городе, она не знает — ни разу там не была. Но однажды сын вернулся из мастерской сильно расстроенным. Оказалось, что один из рабочих, увидев Стасиса на улице вместе с Казимиром, спросил его на другой день, откуда он знает этого человека. Услышав от Стасиса, что это — его отчим, рабочий крепко выругался и сказал: «Знай же, что твой отчим — панский холуй и фашистская собака!».

Елена, как могла, успокоила Стасиса, говоря, что это, может быть, клевета или рабочий принял Казимира за кого-нибудь другого. На всякий случай она упросила сына об услышанном никому не рассказывать. А Казимира поставила в известность. Но он и вида не подал, сказал только, что ничего плохого для своего народа не сделал.

На следующий день Казимира якобы уволили с работы — сократили его должность. И он пожаловался Елене на свою судьбу, говоря, что теперь, как бы он ни старался, Советская власть все равно не простит ему ни службу у графа Шидловского, ни службу у немцев, и над ним все время будет висеть опасность ареста.

Как-то Казимир спросил у нее, поедет ли она с ним в Швецию, где можно будет начать новую, счастливую жизнь. Елена удивилась: кто же их пропустит за границу и как они там будут жить, не имея ни средств, ни специальности. Казимир ответил, что у него есть ценности, которые можно будет продать за границей и жить безбедно. Что же касается Стасиса, то решено было посвятить его пока только в первую часть их плана, а когда уедут на побережье, постепенно подготовить и к необходимости побега в Швецию.

Узнав о предстоящем переезде на берег моря, Стасис обрадовался и тут же заявил, что тоже станет работать с рыбаками и копить деньги для покупки моторной лодки...

Голос Елены дрогнул. Она некоторое время еще пыталась сдержать себя. Но слезы хлынули неудержимо, и, прижав к губам платок, она умолкла. Утешать было бесполезно. Я лишь налил ей в стакан воды и терпеливо стал ждать, когда она справится с собой.

Мне нужно было еще узнать побольше о взаимоотношениях между Казимиром и Стасисом. Когда Елена успокоилась, я задал этот вопрос.

Отношения между мужем и сыном никогда хорошими не были. Ничего их не связывало. Первое время после переезда к ним Казимира он старался просто не замечать Стасиса, а тот платил ему тем же. Елена тяжело переживала это, но все надеялась, что со временем они привыкнут друг к другу.