...На аэродроме находилось только дежурное звено, когда над ним появился вражеский самолет и сбросил фугасные бомбы. К счастью, жертв и разрушений не было. Из летчиков дежурного звена самым расторопным оказался Васильев. Мелькая в облаках еще не осевшей после бомбежки пыли, его И-16 устремился на взлет. В суматохе, вызванной налетом, как-то забыли об улетевшем летчике. Но когда, по расчету времени, бензин на его самолете кончился, механик напомнил Прокофьеву о Васильеве.
Надо было что-то предпринимать: звонить, лететь, вообще искать. Он мог сесть на вынужденную, и тогда ему необходима помощь. В голову лезли всякие неприятные мысли. Не хотелось допускать только одно — что Васильев мог погибнуть.
Прокофьев дал команду вылететь экипажу Р-5 на поиски вдоль железной дороги Полтава — Киев. А минут через пять после этого дежурный по аэродрому попросил Прокофьева к телефону. На проводе был Васильев. Не скрывая радости, он почти кричал в трубку, что сбил бомбардировщик-разведчик «Дорнье-217».
— Где вы находитесь? — перебил его Прокофьев.
— В Миргороде, еле дотянул. Перебит трос руля направления. Сейчас поставят новый, и я прилечу. Так я сбил фашиста, товарищ полковник, вы меня поняли? — В голосе Васильева звучала нота обиды. Он был жив и не мог понять, почему радость его победы не разделяет начальник курсов. Он не улавливал радости Прокофьева от того, что его летчик прежде всего жив и невредим.
Прокофьев тотчас понял обиду Васильева:
— Я рад, что вы живы и здоровы! Поздравляю с первой победой! Возвращайтесь скорее!
Гавриил Михайлович положил трубку и подумал, что обиду летчика он все-таки не рассеял. Для такого человека, как Васильев, необходима столь же бурная ответная реакция, как его радость. Васильев был цыган, как он сам говорил, единственный летчик на все цыганское племя и единственный цыган на все Военно-Воздушные Силы, поэтому просил с этим считаться.
Попытка еще по инерции наладить учебный процесс срывалась частыми тревогами и массой разных непредвиденных обстоятельств. Много сил уходило на боевое дежурство. Последние надежды на восстановление учебы пресек прибывший в Полтаву главнокомандующий Юго-Западным направлением маршал Буденный. Узнав, что у Прокофьева есть истребители, он прямо ему и заявил:
— Брось-ка ты, полковник, свою учебу. Насчет бомбардировщиков сам решай, а истребители пусть прикрывают железнодорожный узел и мой штаб. Смотри, я на тебя надеюсь.
Летчики-истребители поставленную им боевую задачу по прикрытию станции восприняли с восторгом. Многие из них в первый же день войны подали рапорта с просьбой откомандировать в свои части, не скрывая беспокойства, что война может кончиться раньше, чем учеба. Правдами и неправдами на фронт вырывались командиры отрядов, звеньев, инструкторы. Кадры таяли.
Окончательный удар по кадрам нанесла директива Генерального штаба, в которой указывалось на необходимость в трехдневный срок сформировать истребительный полк в составе двух эскадрилий и отправить его в Харьков в распоряжение командующего ВВС округа Горюнова. Этой же директивой курсам предписывалось перебазироваться в Краснодар и усиленными темпами продолжать подготовку штурманов.
Прокофьев едва закончил читать директиву руководящему составу, как тотчас все возбужденно заговорили.
— Это же конец курсам! — возмутился начальник штаба.
— Выскребли все под метелку!
— За счет чего же готовить усиленными темпами!..
Прокофьев и сам готов был взорваться. Но что это даст? Приказ надо выполнить: и полк сформировать, и перебазироваться, и усиленными темпами готовить летчиков, даже если для этого придется самому все время летать за инструктора.
...Краснодарский аэродром с воздуха напоминал блюдце с медом, которое облепил пчелиный рой. Можно было только удивляться, как тут взлетали и садились самолеты, не цепляясь друг за друга.
Сразу же после перебазирования Прокофьев представился оставшемуся здесь за старшего начальнику штурманского училища. Показав на забитый аэродром, тот пояснил, что здесь помимо своих сидят еще два перебазированных училища. Поэтому не стоит тратить силы и время на поиски места для курсов:
— Лучший выход из положения — это расформировать их, не разворачивая.
Увидев на лице Прокофьева возмущение, он добавил, что приложит все силы, чтобы разогнать курсы, и, поскольку в успехе своих действий не сомневается, разговор о размещении, а тем более об организации учебы, считает излишним. Прокофьев был потрясен его откровенностью. Он не стал спорить, а решил искать пути воспрепятствовать реализации необдуманного решения.
Как назло, уехал на фронт командующий ВВС округа генерал Николаенко. Не было и его заместителя по военно-учебным заведениям генерала Красовского. Вся власть в округе находилась в руках врио.
Прокофьев попросил разместить свои курсы хотя бы на самых отдаленных аэродромах. Он не верил, что кому-то удастся убедить командующего ВВС в необходимости упразднить курсы. В конце концов так и получилось. Вскоре начальник штурманского училища сам предложил план использования его учебной базы.