Штрафной удар

Она отставила чашку, так и не притронувшись к кофе. Наверняка ей хотелось об этом поговорить, но она и не подумала наседать с расспросами. И дело не в том, что она еще немного дичилась Эдуарда. Дело в том, что назойливое любопытство, даже если оно не праздное — не ее черта. Дело в том, что она была необыкновенной, словно с другой планеты или из другого времени. Она была именно такой, о которой он мечтал: гордой, немного холодной, умной, прекрасно образованной, уверенной в себе и никогда не выставлявшей напоказ свои чувства. Она была настоящей принцессой.

Дети коронованных особ, как ни крути, — принцы и принцессы, даже если у них нет прав престолонаследия. А Змеев, отец Валерии, был коронован по всем правилам. Владел и управлял территорией уж точно побольше какого-нибудь Лихтенштейна, имел двор и свиту, а то, что жители его королевства в большинстве своем не знали и даже не догадывались о существовании монарха, так это их сугубо личные проблемы.

Впрочем, о том, что Валерия — дочь своего отца, тоже знали немногие. У нее была другая фамилия и другое отчество. Отец никогда не приходил на ее детские утренники и не присутствовал на выпускном балу. Только один месяц в году, и то не каждый год, они проводили вместе где-нибудь в глухом уголке Северного Кавказа или на Рижском взморье. Но он воспитал ее. Воспитал по-настоящему свободным человеком, свободным от марксистско-ленинских идей и прочей мути, свободным от обывательского, мещанского крохоборства и страха, свободным волей и совестью. Таким человеком, о которых можно до хрипоты кричать с трибун, но каких на самом деле практически не существует в природе. Во всяком случае, в родной советской природе.

Возможно, Змеев и загубил в себе великий талант педагога. Но так уж сложилась судьба: вместо нового Сухомлинского, Макаренко явился миру вор в законе Змей.

Эдуард познакомился с ним полгода назад. Какие-то люди однажды вечером заглянули к Эдуарду домой и предложили работу. Все было очень чинно и вежливо. Ему сразу же выдали аванс. Причем никаких чемоданов с банкнотами, никакого золота-антиквариата — скромная тоненькая сберкнижка на предъявителя, и сумма на ней — две тысячи рублей. Еще три точно таких же серо-синих книжечки ему просто показали и даже дали чуть-чуть подержать в руках — гонорар, который будет выплачен по окончании работы.

Все это Эдуарду пришлось по вкусу: дело-то обычное, он уже не один раз защищал и рецидивистов, и воров в законе приходилось. Но с выплатой гонорара практически всегда возникали проблемы: то финский мебельный гарнитур предложат в качестве оплаты, то новенькие «Жигули», то лотерейный билет опять же с «Жигулями», как будто трудно уразуметь, что репутация адвоката, по крайней мере в глазах общественности, должна быть кристально чистой, зарабатывать ему положено максимум рублей триста в месяц со всеми гонорарами и премиями и жить соответственно зарплате.

Змеева обвиняли в организации убийства некоего Глазунова, именовавшего себя коллекционером, а по сути являвшегося ростовщиком и скупщиком краденого. Глазунов якобы стучал кому-то в МУРе и якобы благодаря ему в Москве была ликвидирована целая воровская организация. Естественно, его убили.

Отдавал на самом деле Змеев приказ о ликвидации Глазунова или не отдавал, Эдуард у него не спрашивал. Скорее всего, отдавал, но, во-первых, меньше знаешь, крепче спишь, а во-вторых, выстроить эффективную защиту можно было, вообще абстрагировавшись от совершенного преступления.

Прокурором на суде выступал жутко амбициозный, а на деле совершенно никчемный человечишко — некто Стернин В. В. И Стернин В. В. полагал, что раз Змеев — вор в законе, рецидивист, имеет шесть отсидок общим сроком почти тридцать лет, то теперь можно вешать на него всех собак. Причем вешать, даже не потрудившись провести нормальное следствие, не выполнив элементарных процессуальных норм. Все: и следователь, и прокурор — дружно повышали показатели, торопились отрапортовать. Отрапортовали.

На суде Змеев заявил, что вину свою не признает и никогда не признавал. А Эдуард, вместо того чтобы упирать на возраст и плохое состояние здоровья подсудимого и торговаться только из-за срока (а именно этого от него ждали), разбил доводы обвинения в пух и прах: прямых улик против Змеева нет, косвенных, впрочем, тоже, есть якобы свидетельские показания, но в ходе следствия не было проведено ни одной очной ставки, а на суде свидетели (естественно, предварительно обработанные соратниками Змеева) от своих показаний отказались, исполнители — двое парней, которые удавили Глазунова, в один голос твердят, что коллекционера они пошли грабить, а убили потому, что деньги не хотел отдавать, и со Змеевым их вообще только следователь познакомил, а до того они о нем не знали не ведали… В общем, получается: схватили старого, больного человека, единственная вина которого в том, что есть у него определенное преступное прошлое. Но за прошлые грехи он отсидел уже…