Штрафник-истребитель. «Искупить кровью!»

Только тут до немца дошло, что советскому истребителю нечем обороняться – ведь только слепой не увидит пролетевших мимо трасс.

Дав газу, немец решил зайти сверху и ушел в набор высоты. Это был шанс, и Михаил решил им воспользоваться.

Он двинул сектор газа, мотор взревел, и истребитель рванулся вперед, как пришпоренный жеребец. Михаил потянул ручку управления на себя, и «Ла-5» полез вверх – наперерез немцу. От перегрузки потемнело в глазах, но немец был все ближе и ближе. Израсходовав в воздушном бою весь боезапас, Михаил шел на таран – ведь такой трюк он уже однажды испробовал. Надо было поставить этого гада на место.

За секунду до столкновения немец понял, какое решение принял русский летчик, и дал рулей вправо, пытаясь уйти. Но «Ла-5» – не «МиГГ» и не «ЛаГГ-3».

Михаил врезался в крыло «Мессершмитта», хотя рассчитывал ударить его в хвост. Удар, треск! Осознавая, что двигатель самолета продолжает работать, Михаил тем не менее вдруг четко увидел остановившийся винт своего истребителя и странно медленно разлетающиеся – нет, скорее расплывающиеся в разные стороны – обломки своего и чужого самолета. Возникло стойкое ощущение, что время резко замедлило свой ход. «Ошибся, – как-то спокойно и отстраненно подумал Михаил, – надо было рубить винтом по хвосту. Недотянул ручку…» В следующую секунду он потерял сознание.

…Очнувшись, Михаил увидел синеющее над головой небо. Первой мыслью было: «Слава богу, жив! Но как же мне удалось после такого удара покинуть самолет? – недоумевал пилот. – Или я с парашютом выбросился? Ни черта не помню, какой-то провал в памяти».

Рядом раздались голоса.

Михаил повернул голову – из подъехавшей машины «Скорой помощи» медики в белых халатах выкатывали носилки. Рядом стояла милицейская машина «УАЗ» «буханка» и трактор. «Трактор-то зачем?» – удивился про себя Михаил.

Он немного повернул голову и уткнулся взглядом в перевернутую «аннушку», с которой и начались его приключения. Какая-то нестыковка выходит… Он только что таранил немецкий «Мессершмитт», а авария с «Ан-2» произошла уже два года назад.

Медики подошли к нему, ощупали, измерили давление. Михаил воспринимал происходящее отстраненно, как будто со стороны.

– Шок после аварии, – уверенно произнес врач.

Михаила аккуратно переложили на носилки и погрузили в машину «Скорой помощи». Он чувствовал, как трясет «Скорую» на колдобинах, слышал разговор врачей, но все как будто сквозь вату. «Где я? На том свете? Тогда почему чувствую все – даже укол? Ведь мертвые ничего чувствовать не должны», – размышлял он и не находил ответа.

В приемном покое больницы седой травматолог раздел его, осмотрел.

– Свежих травм не нахожу, а следов от старых полно: шрамы на ноге, на руке, на теле. Может, он воевал раньше, скажем – в Чечне? Пусть его проконсультирует невролог, похоже – у парня черепно-мозговая травма или сотрясение головного мозга.

Через десять дней после лечения Михаил выписался из больницы.

* * *

Внизу под самолетом проплывали ослепительно-белые кучевые облака.

– Дождь, наверное, внизу идет, – сказал командир белоснежного лайнера.

– Нам он не помеха, – отозвался с кресла второго пилота Михаил.

Вот уже год, как он летал вторым пилотом на пассажирском «Ан-148» после переучивания. Но каждый раз, когда он пролетал надо Ржевом, Тулой или Великими Луками и землю не закрывали облака, у него щемило сердце и отчего-то становилось грустно на душе, а по ночам снились «военные» сны: красавица Вера Лебедева с петлицами капитана, ее веселые подруги – молодые, задорные, еще не успевшие познать всей полноты счастья такой короткой человеческой жизни, но все равно живущие надеждой – «вот только война закончится…» Он снова шел в атаку на истребителе, покидал кабину, открывал парашют – и просыпался в холодном поту.