Штрафбаты Гитлера. Живые мертвецы вермахта

То, что касается практики, то один из «уставных служащих» Иоганн Фрике, который прибыл в 1941 году в Фульду, отмечал: «Невероятно, насколько они были вымуштрованы». Хайнц Хелмс, также входивший в «уставной персонал», вспоминал о подготовке 550-го батальона весной 1942 года: «Формирование нагружалось настолько, сколько требовало его применение на Востоке». Похожим образом характеризуют обстановку бывшие «испытуемые солдаты». Карл-Хайнц Шульц, в начале 1944 года оказавшийся в Скерневице, вспоминал: «Там мы занимались не только строевой подготовкой, но и тактическими занятиями на местности». Иоахим Т. резюмировал: «Муштра была жесткой, но это было предусмотрительным». Подготовка была тяжелой, но большинство «испытуемых» считало это разумным, так как речь шла о предстоящих действиях на Восточном фронте. К тому же в 500-х батальонах не было нацистских «изысков», как например, в форте Торгау, когда все команды, включая принятие пищи, надо было выполнять едва ли не бегом.

Показательной является ретроспективная оценка, которую дает Альберт Майнц в статье «Время 500-х». Автор принадлежал к числу тех 999-х, которые зимой 1942–1943 года были направлены в 500-й батальон. «Ежедневная служба не была легкой. Молодые инструкторы, как на подбор полностью выпускники Наполы,[11] не давали нам спуску, но не делали никаких поблажек и для себя — они, как и мы, также плюхались в лужи. Хотя никто из них не курил, для нас время от времени они устраивали перекуры». Как видим, «уставной персонал» противопоставлял себя «испытуемым», но в то же время пытался сохранить товарищеские отношения. Для этого могли существовать различные причины. Важную роль играла простая мысль о том, что рано или поздно большинству «испытуемых» пришлось бы оказаться на фронте. То же самое угрожало и многим инструкторам. Генрих Шеель, в середине 1944 года прибывший в один из батальонов, замечал, что в этой связи часто цитировался Ремарк, а особое внимание уделялось нарисованной им фигуре фельдфебеля Химмельштоса. Но другую позицию излагал Вильгельм Викциок: «Люди, которые остались позади тебя, тоже могут быть смертельно опасны». В практике случались и подобные случаи. Один из фельдфебелей был застрелен в спину, а затем закопан.

По-военному корректное отношение «уставного персонала» к «испытуемым» было продиктовано не только перестраховкой. Оно определялось еще множеством личностных факторов, в том числе опытом Первой мировой войны и ноябрьской революции. При подготовке многие офицеры Вермахта справедливо полагали, что в условиях современной, механизированной массовой войны нужно было сокращать слишком огромную дистанцию между офицерами, унтер-офицерами и солдатами. Речь шла об устранении «снижавшего военную эффективность разлома». В зависимости от социального происхождения и личных установок конкретного офицера подобные устремления имели скорее или патриархально-консервативный характер, или же были выражением веры в нацистскую формулу «народного сообщества».

Выше указывалось на то, что 500-е батальоны и во время подготовки, и во время пребывания на фронте не отличались от регулярных формирований Вермахта ни по униформе, ни по вооружению, ни по продовольственному снабжению. Не имелось также особых директив, которые, например, были изданы в октябре 1942 года при формировании 999-х батальонов. В них наряду с благозвучными посулами о возможном уравнении с обыкновенными военнослужащими 999-е сталкивались с существенными ограничениями: перлюстрация почты, комендантский час, требование «самой суровой службы». Очевидно, что в глазах Верховного командования Вермахта осужденные гражданским судом «недостойные несения службы» 999-е были на порядок ниже, нежели служащие 500-х батальонов, которые были осуждены военными судами. Ощутимое различие в обращении, которое практиковалось в 500-х батальонах и 999-х частях станет очевидным, если принять во внимание воспоминания Альберта Майнца, который служил в 561-м батальоне, проходившем подготовку в Эрфурте. В прошлом он был в 999-м, который проходил подготовку на полигоне Хойберг: «Наша казарма располагалась в Веймарском направлении, за городской окраиной, Это местечко называлось Наседка. Каждый день после окончания занятий нас отпускали в увольнительную в город. Если мы хотели, то могли покинуть лагерь даже после вечернего построения. Наше жилье не было окружено забором с колючей проволокой, к чему мы весьма привыкли. Мы даже сами несли охрану лагеря, в то время как в Хойберге нас в целях безопасности не допускали до караульной службы. В Эрфурте мы имели право проверить любого офицера или фельдфебеля, входящего на территорию лагеря. Иными словами, нас здесь принимали за людей. Однако самой большой неожиданностью была приходившая почта. В свободное время после окончания занятий и работы мы пытались воспользоваться всеми возможностями, которые предоставлялись в Эрфурте, будь то осмотр достопримечательностей или какие-то развлечения».