Штрафбат в космосе. С Великой Отечественной – на Звездные войны

То, что сказал замполит спокойным, чуть отрешенным голосом, вдруг произвело эффект рванувшей в блиндаже гранаты. И ведь знали же! Готовились! А вот за всеми странностями, за всеми переживаниями и исчезновениями вдруг не заметили этого простого, обыденного факта.

Они уже в Германии.

В той самой Германии, от которой пятились в сорок первом, которая душила их в сорок втором, которой они с таким трудом сломали хребет в сорок третьем. А в сорок четвертом они уже сами в логове дикого зверя.

– Однако… – только и сказал Крупенников, чувствуя… Нет, не ликование и не эйфорию. Пустоту и усталость. Так было с ним всегда, когда он ждал какого-то события или известия, важного и непременно счастливого. Но ощущение счастья всегда появлялось потом, гораздо позже, если и вовсе появлялось. «Праздник ожидания праздника», так, что ли? Или это не совсем об этом?..

Впрочем, и остальные офицеры бурно не радовались, лишь смущенно улыбались. Да и в самом деле, чего радоваться-то? Ну, Германия. Ну, логово врага. Ну, страна Гёте и Гитлера. Вот когда Гитлера удушим в Берлине, тогда и Гёте читать будем. Эту, как ее… Лорелею. Или это Гейне? А вот не пофиг ли майору Крупенникову?

– Отметим вечером, когда фрицев отобьем. А пока занимать оборону. Легкораненых в тыл не оформляйте. Или как это у вас… у нас делается, я пока не в курсе? Завтра отправим, а то сами видите, какие тут, хм, исчезновения. Все свободны. Убываю на НП комдива.

– Комбат, – окликнул того Харченко, когда короткое совещание закончилось и офицеры вышли из блиндажа.

– Ну? – оглянулся Крупенников.

– Я с тобой.

– Комдив меня одного вызывал, – нахмурился Крупенников.

– Да не слежу я за тобой, своих дел хватает, майор, – отмахнулся особист. – Иванова еще с собой прихватим. Хочу кой-куда пройтись, поглядеть…

Видя, что с лица комбата не сходит угрюмое выражение, Харченко искренне рассмеялся:

– Это тебе, комбат, нужно в особом отделе работать, а не мне. Всех подозреваешь в грехах смертных. Идем, потом все объясню.

«Потом» оказалось метрах в ста от взятых траншей. Харченко вдруг остановился и внезапно встал на четвереньки, начав осматривать землю, чуть ли не обнюхивая ее наподобие поисковой овчарки:

– Иванов, помогай!

Штрафник немедленно упал рядом и тоже стал изучать землю.

– Майор, меня, между прочим, генерал вызывал, – заметил Крупенников.

– Подождет твой генерал. У нас тут поважнее дела есть. Комбат, ничего странного не замечаешь?

Виталий Крупенников пожал плечами. Что тут странного можно разглядеть? Обычная нейтральная полоса, ставшая нашей. Перепаханная снарядами, засеянная осколками, политая кровью. И что на такой земле может вырасти?

– Харченко, ты следователем до войны работал, что ли? – иронично спросил ползающего по земле особиста комбат.

– Я до войны, майор, вообще не работал. Не успел. А вот пограничником послужил. Знаешь, сколько лет-то мне, Крупенников?

– Ну?

– Да как и тебе, двадцать пять.

Виталий удивился. Майор Харченко выглядел лет на десять старше. Брюшко солидное, лицо «наетое», как бабушка говорила. И волосы седые на висках. Хотя, по нынешним-то временам, этим не удивишь.

– Непонятно, – с трудом поднимаясь, сказал особист. – Вообще ни хера непонятно!

– Ну, кое-что понять-то можно, – откликнулся Иванов. – Вот только что оно означает…

– Это уж точно, – фыркнул в ответ Харченко. – Эвон, какая хрень творится, науке неподвластная. Смотри, комбат, видишь?

Комбат честно признался, что ничего не видит.

– Да ты внимательнее смотри.

Но комбат все равно ничего не видел.

– Следы видишь? От наших сапог, советских?

– Ну, вижу, следы как следы, – отчего-то раздражаясь, ответил Крупенников. Не любил он детективы. Даже про Шерлока Холмса и Ната Пинкертона.

– Не совсем! Вот, смотри, тут солдат бежал, вот тут упал и в сторону пополз. А тут – перекатом в другую ушел. Вот вскочил и снова бросок сделал. А вот тут следы закончились.

Майор присмотрелся. Действительно, следы заканчивались, словно человек подпрыгнул и…

И исчез.

Метрах в двух от исчезнувших следов все еще курилась вонючим тротиловым дымом неглубокая минометная воронка, обрамленная комьями вывороченной земли и ошметками дерна.

– Иванов, ты видишь? – спросил переменника Харченко.

– Вижу. И не только у этого. С другой стороны воронки такая же херня.

– И еще один момент, комбат. Оружия нет. Одежды, сапог там тоже нет, но это понятно. Человек испарился прямо в одежде, это бывает, лично видел. Но оружие-то должно остаться, понимаешь? Исковерканное, изогнутое, разбитое в хлам, оплавленное – но должно. А его нет.

– Да, вот у нас случай был в полку, – неожиданно и не совсем в тему вставил бывший разведчик. – Пуля второму номеру ПТР прям в патронную сумку вошла. И насквозь гильзу пробила. И ничего…

– А следовательно что, комбат?

– Что? – не понял Крупенников.

– Есть списки у зампотыла о получении оружия. И номера там тоже имеются.

Виталий хмыкнул:

– Списки… А ты хоть списки личного состава видел?