Шторм времени

Эллен улыбнулась, что случалось чрезвычайно редко.

– Да, тебе это пойдет только на пользу, – сказала она.

У меня осталось ощущение, что, хотя я и прощен, однако очко ей проиграл.

Впрочем, сказал я себе после того, как они ушли, все это относилось к ее, Билла и Мэри ведению. Я же сейчас должен заниматься тем, чем занимался и раньше, а именно постараться определить, что именно я хочу найти в библиотеке и в своей голове. Пока длились праздники и кругом крутились гости, мне мало удалось продвинуться в поисках, но, как только вся эта чепуха закончилась, я снова взялся за дело.

Поиски, к которым я вернулся, давали те же результаты, что и раньше, только теперь их стало больше. Я продолжал находить намеки, кусочки, указания, проблески – называйте как хотите. Однако мои находки со всей очевидностью доказывали: то, что я ищу, не просто плод моего воображения. В то же время они были лишь доказательством существования искомого. Теперь по ночам я частенько лежал без сна, слушая дыхание спящей возле меня женщины, глядя на залитый лунным светом потолок над кроватью и пытаясь заставить свое сознание конкретизировать, что именно я пытаюсь найти. Но в конце концов я лишь оказался способен прийти к выводу, что, чем бы это ни было, оно каким-то образом связано со штормом времени. Не родственно ему, но все же неким образом относится к тому же аспекту вселенной.

То, что я искал, обязательно должно было иметь отношение ко всей вселенной в целом, независимо от того, чем оно являлось помимо этого.

Я стал жадным, мне не терпелось добиться желаемого результата, за которым я так долго охотился. Скорость моего чтения, и без того немалая, увеличилась в четыре или пять раз. Я яростно продирался сквозь книги, огромными порциями поглощая содержащуюся в них информацию, каждое утро складывая справа от своего кресла в библиотеке кучу непрочитанных книг, глазами алчно вырывая куски содержащейся в них информации и отбрасывая пустые по левую сторону кресла в ту же секунду, как брал следующую книгу. По мере того как зима продвигалась к весне, я стал похож на какого-то пещерного великана-людоеда – я превратился в Полифема, опьяненного Одиссеем и требовавшего книг, еще и еще книг.

Однако я не растворился в этом так, как в свое время растворился в смерти Санди. Я продолжал одеваться, принимать душ, бриться и вовремя принимать пищу. Я даже время от времени отрывался от своих поисков, когда по административным или общественным поводам требовалось присутствие Марка Деспарда. Но, в сущности, зимние снега и расцветающая весна, проходившие за окнами, казались мне какими-то пейзажами, которые чья-то невидимая кисть каждый день рисует на окне и на которые я почти не обращал внимания. Поэтому я испытал настоящее потрясение, когда в одно прекрасное утро взглянул в окно и вдруг увидел, что за окном апрель, снег стаял и повсюду пробивается новая зелень.

В конце предыдущего дня я сложил справа от кресла очередную стопку книг, но в то утро, заметив свежую зелень, я не потянулся, как обычно, за верхним томиком, чтобы начать поглощать его. По какой-то причине Старика в этот день со мной не было. В последние дни солнце так пригревало, что я даже перестал растапливать камин. В это утро в библиотеке, казалось, воцарились какие-то необычные спокойствие и мир, громоздившиеся все выше и выше подобно книгам, которые я просматривал и откладывал, так что библиотека стала похожа на склад.

Но снаружи за окном ярко светило солнце, а в помещении, где находился я, как будто образовался какой-то пузырь безвременья, некий момент вечности, позволяющий перевести дух, не думая о том, что напрасно потрачен момент жизни. Я вдруг поймал себя на том, что вместо того, чтобы продолжать читать, я просто сижу, смотрю на склон холма за окном, городок и равнину за ним.

В последние две недели я читал очень много религиозной литературы, книг по йоге, дзену и по боевым искусствам, пытаясь понять, что именно китайцы называли «чи», а японцы – «ки» и что по-английски обычно переводилось как «дух». Пока я так сидел, глядя в окно, вдруг появился самец птички-кардинала и уселся на краю кормушки, которую зимой установил Билл и на которую я до сих пор практически не обращал внимания. Я уставился на кардинала, и мне вдруг пришло в голову, что я еще никогда раньше не видел столь великолепного алого цвета, в который были окрашены его перышки, переходящие в черные на горлышке. Он устроился в кормушке поудобнее, склевал несколько зернышек, которые насыпал туда Билл, затем поднял головку и замер на фоне голубого весеннего неба.

Что-то случилось.

Без какого-либо предупреждения окружавший меня момент безвременья распространился за пределы комнаты, захватив и кардинала. Это было не физическое явление, это явно было чем-то происходящим в моем сознании – и тем не менее это было реальностью. Неожиданно мы с кардиналом стали единым целым. Мы стали одним и тем же, мы стали идентичны.