– Приятно познакомиться…
Я начала взрываться, как фейерверк, – из тех, что грохочут и шипят. Однако Миша схватил меня за руку, и мне пришлось проглотить полный рот ругательств, прежде чем я крикнула:
– Буду выше этого и проигнорирую!
– Но «пойти кривой дорожкой» звучит намного веселее, – эхом отозвался Зейн.
Я развернулась к тому месту, где стоял Зейн, но Миша не отпустил меня и почти оттащил прочь, прежде чем я смогла придумать достойный ответ.
– Черт возьми, Трин!
– Что? – мне приходилось делать очень большие шаги, чтобы не отставать от его причудливо длинных ног. – Я ничего не сделала!
– Ты никогда ничего не делаешь!
Я нахмурилась.
– И что это должно значить?
– О, не знаю. Как насчет того случая, когда ты разозлилась и целый день пряталась в Большом Зале, заставив всех думать, что ты пропала? А потом, когда тебя нашли, сказала: «Я не сделала ничего плохого»…
– Что? – я пренебрежительно махнула рукой. – Мне тогда было лет восемь, и ты был очень груб со мной.
– А как насчет того дня, когда ты ныла до тех пор, пока я не повел тебя в кино за пределами общины, а потом бросила меня, чтобы встретиться с какими-то детьми, с которыми познакомилась в интернете?
– Я работала.
– Нет, ты играла в Шепчущего Призрака, – поправил Миша.
– Это была не игра! Там был дух, которому нужно было передать чрезвычайно важное сообщение, это был спиритический сеанс.
– А как насчет того раза, когда ты упала с крыши, а затем меня обвинили в этом? Это было примерно месяц назад.
Я поджала губы.
– А как насчет той ночи, когда ты вышла за стену и начала сражаться с Рейверами, Трин?
Жар опалил мои щеки, когда из-за деревьев показался дом Тьерри.
– Ты знаешь, почему мне нужно было это сделать, и ты тоже вышел за пределы стены.
– Мы говорим не обо мне.
– О, конечно, нет!
Миша проигнорировал мою фразу:
– Ты станешь моей смертью.
– Думаю, ты немного драматизируешь, – сказала я, хотя и правда могла бы стать его смертью.
– Неужели?
– Да.
Он выругался себе под нос.
– Итак, ты подслушивала Тьерри, когда он разговаривал с ними?
– Ты будешь сильно зол, если я отвечу утвердительно?
– Тринити!
Я вздохнула:
– Да, подслушивала. Зейн увидел меня и пошел следом на улицу. Вот почему мы разговаривали.
– Что ты слышала?
– Они прибыли за подкреплением. Что-то происходит в Вашингтоне.
– Что именно?
– Они сказали, что-то убивает демонов и Стражей, и они не думают, что это другой демон, – объяснила я. – Подозреваю, они хотели немедленно уйти с подкреплением, но Тьерри заставляет их остаться на Акколаду.
– Что-то, но не демон, убивает Стражей?
– Ага.
– В этом нет никакого смысла.
– Ага, – повторила я. – Но, может быть, все так и есть, знаешь? Какой-то большой злодей убивает Стражей. Возможно, нас призовут.
Он нахмурился, глядя на меня:
– Не знаю…
Да, я тоже сомневалась в этом, но в какой-то момент нас должны будут призвать. Мы уйдем отсюда. Вместе. Мы уйдем, чтобы
– В любом случае, похоже, они могут пробыть здесь неделю.
Миша несколько мгновений молчал.
– Я хочу, чтобы ты оставалась в доме, пока они не уедут.
– Ты серьезно? – воскликнула я, когда мы пересекали подъездную дорожку. Включились прожекторы, предупредив о нашем присутствии; их яркий свет заставил меня вздрогнуть. – Я не могу оставаться в доме, пока они здесь!
– Ты что, забыла, почему у нас нет посетителей? Или ты просто безрассудная эгоистка?
– А есть третий вариант?
Миша остановился перед широкими ступенями освещенного крыльца. Он смотрел на меня сверху вниз, кончики его пальцев касались моих щек, заставляя мой взгляд сосредоточиться на нем.
– Ты можешь просто сделать это?
Меня пронзило разочарование:
– Я не могу просто оставаться в доме, Миша. Это просто смешно. Я не пленница.
На его лице появилось раздражение:
– Это всего на неделю. И то если они действительно пробудут здесь так долго.
– Неделя – это целая вечность.
– Пара дней в доме, где есть практически все, чтобы занять себя, – это не вечность, ты, непослушный ребенок, – сказал Миша, опуская руки. – Ты можешь сидеть, есть и смотреть телешоу вместо тренировок.
– Я не хочу просто сидеть сложа руки. Это заставит меня сделать что-нибудь совершенно безответственное и безрассудное.
– Неужели?
– Эй! Я знаю свои пределы.
– Ты же знаешь, что большинство людей были бы счастливы закончить учебу и просто расслабиться.
– Я не такая, как большинство людей.
Наши занятия закончились в середине мая, так что мы с Мишей перешли от тренировок по четыре часа в день примерно к восьми. Это означало, что мне было невероятно скучно еще около десяти часов.
Он проигнорировал мое очень веское замечание:
– Ты могла бы отнестись к этому как к отдыху.
– Отдыху от чего именно? – огрызнулась я, теперь уже вне себя от раздражения. – Чем я таким занимаюсь, от чего мне нужно отдыхать?
– Трин, – вздохнул Миша.
– Не говори со мной так, Миша. Ты можешь покинуть эту общину, когда тебе заблагорассудится…
– Это не так, и ты это знаешь, – от злости челюсти Миши сжались. – Если думаешь, что у меня есть свобода, в то время как у тебя ее нет, то ты несправедлива.