Штопор

— Есть такая неприметная точка на земле — Кызыл-Бурун. В пустыне.

— Ты хочешь в порядке мести зажарить меня живьем? — вдруг повеселела она, но на глаза навернулись слезы. Отчего бы это? От его благодушия или от жалости к себе?

— Ты вправе не ехать.

— Но… разреши мне все-таки поговорить с Артемом?

— Пожалуйста.

6

Она не понимала, что заставило ее колебаться, дать мужу какую-то надежду. Зачем? Пожалела? Жалей не жалей, а любит-то она Артема и ни за что не останется с Николаем, прощай он ее или не прощай. Путь избран, и сворачивать с него поздно.

Она мчалась к Артему, как на крыльях, боясь не застать — у него столько друзей, а возможно, и женщин. От этой мысли ей сделалось дурно, и она постаралась успокоить себя: нет, он любит только ее, зачем же в таком случае ему было подвергать себя опасности, рисковать авторитетом? И зачем было ему говорить ей слова любви, заверять, что без нее он не представляет теперь себе жизни? Нет, он не лгал, не лицемерил: ради нее пойдет на все…

Артем удивился ее приходу — он тоже укладывал чемодан, вещи были разбросаны по всей комнате, и ему помогала молодая симпатичная женщина.

— Проходи, знакомься, — после секундного замешательства пригласил ее Артем в комнату. — Моя хозяйка — Татьяна Ивановна. А это жена моего командира и приятеля — Наталья, — представил он.

Отступать было поздно, и Наталья сказала решительно:

— Мне нужно с тобой поговорить, Артем, по очень важному и срочному делу.

— Ох уж эти женщины, жены военных, — засмеялся Артем. — Вечно у них, как и у мужей, военные тайны. Оставь нас, Таня, на полчасика, я потом тебя позову.

Таня дернула плечиком, чему-то усмехнулась и выскользнула в другую комнату.

— Помощница? — кивнула Наталья вслед. — А говорил — мегера.

— Я имел в виду ее характер. Но ты знаешь меня, я ни с кем не ссорюсь. Тем более с хозяйкой.

— Хорошо, меня это сейчас меньше всего волнует. Я сказала Николаю, что уезжаю с тобой.

Веселость будто сдуло с лица Артема. Он сел, согнул спину, уставившись в пол. Наконец поднял на нее глаза.

— Но ты знаешь, куда я уезжаю? На курсы. А там квартир нет — общежития.

— Ничего, квартиру я найду. С твоей помощью опыт кое-какой имею.

Он кисло усмехнулся, помотал головой.

— Но зачем такая спешка? И скандала не избежать.

— Ты хочешь, чтобы весь скандал обрушился на меня?

— Нет, не хочу. Но ты должна дать мне возможность устроиться там. Потом я тебя заберу. Хотя, — он помялся, — учеба есть учеба и времени у меня…

— Это я знаю. — Она уже еле сдерживала гнев: чего он крутит, юлит, как напроказивший первоклашка перед учителем. — Ты скажи честно, нужна я тебе или… или мне лучше остаться с Николаем?

Он опять опустил голову.

— Ты снова с места в карьер. Нельзя так.

— Можно! Николай поставил условие: или я еду с ним, или он завтра же подает на развод, чтобы отнять у меня дочь.

— Думаю, не такой он глупый, чтобы придать этой истории гласность.

— Ты прав, он не глупый, но ради дочери пойдет на все.

— В таком случае, может, договориться с ним, оставить ему дочь?

— Вот как? Ты же… ты же обожал ее, — она не сдержала слез.

— Ну вот, начинается. Перестань, я не выношу слез.

Она и сама понимала, что слезы ни к чему, что только унижают ее, но они катились помимо ее воли.

— Перестань! — почти крикнул он. И когда она вытерла слезы — он даже не соизволил подать платок, — сказал твердо, категорично, оттопыривая свои и без того толстые губы: — И давай без истерик, без нажима. Главное сейчас — погасить скандал. Думаю, это в интересах всех нас. В том числе и твоего Николая…

Она все поняла и не стала дослушивать. Поднялась, рванулась из комнаты.

7

Самолет долго летел над пустыней — желтое, без конца и края, безмолвие. В Белозерске все в ослепляющей зелени, кипени садов — май, лучшее время года, а здесь глазу не за что зацепиться, однообразные песчаные дюны без деревца, без озера, без речушки. И летать над такой местностью сложно и опасно — ориентироваться не по чему, если сядешь на вынужденную или катапультируешься, скоро не найдут. И Наталья посматривает в иллюминатор все чаще, ожидая, видно, когда же кончится эта пустыня, но лицо ее непроницаемо, успокоенно-равнодушно — мне, мол, все равно, хоть на край света…

Нет, не ошибся Николай в Симоненкове, не стал тот разменивать карьеру на любовь: Наталья вернулась как побитая, опустошенная и сломленная. Сказала еле слышно:

— Я согласна… ехать с тобой… Только прошу, не надо об этом… Я все поняла.