Штольня в Совьих Горах

Жил он теперь с отцом и матерью в хорошем дворе, на холме. Стадо овец завел, коней, волов. Был у него и надел пахотный: хорошие урожаи собирал с него Марцин. И людям он помогал: всегда помнил, как тяжко в нужде жить.

Как-то осенью, когда и жатва закончилась, и хлеб обмолотили — заиграли в деревне дудки на свадьбе Марциновой. И вошла в его дом светловолосая девушка, зазвенели с того дня во дворе Марцина смех и песни веселые.

Все в Пшесеке любили молодого крестьянина и не могли надивиться достатку его и успеху в хозяйстве. Ну и, как это часто у людей бывает, охотно соседи о Марцине, о его счастье и достатке болтали.

— Какие у него кони, а коровы какие! — в превеликом удивлении всплескивали руками деревенские сплетницы.

— А что одёжи у Марциновой жёнки… — шептались девушки. — Одних кораллов две коробки!

— Слыхали? Марцин-то собрал шесть скирд хлеба! — уважительно качали головами мужики.

Вот так и пошла гулять по всей округе молва о богатом крестьянине из Пшесеки. А потом и до Болеславца докатилась. Услышал об этом рыцарь Любина и уши навострил.

«Э-э-э… — подумал жадюга. — Вон как бездельнику, слуге моему, повезло! Значит этот паренек, что у меня жалким рабом был, теперь самым богатым мужиком стал. Странная игра судьбы! Даже поверить трудно!»

С того времени частенько задумывался рыцарь о богатом дворе, что на холме стоял в далекой Пшесеке, где жил счастливый и любимый всеми человек. Черная зависть и алчность копились в сердце Любины.

«Ведь он моим слугой был! — думал рыцарь, большими шагами прохаживаясь по своей горнице, полной резной утвари, парчи и ковров. — Был тут, у моих дверей, рабом послушным, а теперь? Все о нем говорят, все его хвалят… Кого? Так себе — мужика, сторожа, пастуха! Был бы хоть башмачник или кузнец, а то простой грязный хлоп!»

Наконец до того эти мысли его одолели, что в своей ненасытной алчности начал Любина задумываться — как бы ему Марцина с хозяйства согнать и самому его землей завладеть?

«Должно быть на своих полях он ценную руду отыскал…» — думал Любина по ночам, не в силах глаз сомкнуть. — «А может быть самородки золотые там нашел, либо серебро в земле добывает. Иначе откуда же у него такое богатое хозяйство завелось?»

И стал Любина на ярмарках и в корчме, за кружкой мёду, расспрашивать людей о Марцине:

— У кого он землю купил? Давно ли на ней хозяйствует? Где сеет зерно, где пасеки закладывает?

Охочие до бесед купцы и корчмарь, что раболепствовал перед знатным рыцарем, торговки рыночные и нищие разные — все они приносили Любине вести о его давнем слуге.

— Землю откупил Марцин у старой княгини, которая подслеповата и слышит плохо, а живет в своем замке, что близко от Пшесеки стоит, — сообщил однажды корчмарь, подавая рыцарю дорогое заморское вино.

— Угмм… — кивнул головой Любина. — У старой княгини? Так, так…

На следующий день велел он оседлать себе коня белой масти, оделся в самый красивый наряд и отправился в путь. Шесть оруженосцев ехало позади рыцаря — каждый с трубой медной, чтобы попышнее возвестить приезд его в княжеский замок.

«Когда старуха увидит мой наряд и коней, — думал в пути Любина, — когда полюбуется на оруженосцев и услышит, как затрубят они перед ее замком, — любезнее будет со мной. Заберет у Марцина ту землю, которую продала глупому мужику. А тогда я пообещаю ей лучшую цену, чтобы она отдала эту землю мне».

Старая княгиня дружественно приняла рыцаря в своем замке. Три стола были заставлены яствами — все на золотых блюдах. А жареного и печеного столько из кухни принесено было, что ни сам Любина, ни шесть его оруженосцев перечесть не могли!

Неведомо было с чего и начинать!

Ели и пили все, рыцарь льстил старой княгине, хвалил ее наряды, сладость вин и отменный вкус жаркого. Радуясь такому гостю, поверив в речи его льстивые, старая княгиня, едва лишь встали из-за стола, повелела своим писарям взять пергамент, чернила, перья и быстро написать крестьянину Марцину из Пшесеки такой приказ:

«Землю свою ты продашь мне вместе с домом и садом. Хочу взять обратно эти поля для себя».

Как только Любина уехал, старая княгиня наказала своему писарю скорее отвезти письмо Марцину. Послушный слуга тотчас сел на коня и, заботливо спрятав письмо госпожи, отправился в путь.

Едва лишь писарь появился на дороге около Пшесеки меж двух рядов тополей, Марцин издалека увидел его с холма: он как раз был во дворе и поил коней у колодца. Узнал писаря по его черному кафтану, полы которого развевались на ветру, будто два крыла ворона, да еще по тому, что плохо держался писарь на коне. «Уж не ко мне ли едет? С чем бы это — с добром или с плохой вестью?» — тревожно подумал Марцин, когда писарь свернул со шляха на полевую дорогу, что вела ко двору Марцина. А всадник всё ближе подъезжал… Услышала конский топ молодая хозяйка, выбежала из хаты и встревоженно около мужа встала. Белёхонькие кружевца на ее чепце тряслись над лбом: дрожала бедняга от страха.

А посланец княгини уже въезжал на чисто выметенный двор Марцина.