Штабс-ротмистр

Девятое Отделение учат охранять. Но работа на опережение, уничтожение угроз — тоже защита. Предвидя, что двое увешаны атакующими и защитными амулетами, именно об этом предупреждала Львова, штабс-ротмистр тщательно прицелился и долбанул ледяной стрелой.

Кощунственно? Вода — святая жидкость… Уж очень хотелось наверняка.

Хватило с лихвой. Сосулька пробила обоих навылет и, ударив вскользь по наружной стенке вагона, проломила длиннющую сквозную дыру.

Стенания из купе моментально стихли. Оттуда вывалились могучая фигура ростом почти под потолок, окутанная таким роем защитных плетений, что они отсвечивали в обычном мире, видимые даже ординару. Точнее, мерцала пыль вокруг громилы, раскалившаяся от бурлящей Энергии. Человек запустил и свой Дар, и обереги на полную мощь.

— Наконец-то свиделись, штурм-корнет, — приветствовал его Тышкевич. — А мы вас по всему Ново-Йорку обыскались.

Хвостицын хищно оскалился.

— Ну что, штабс-ротмистр! Ты сам мне дал шанс реванша.

— Извини, что попортил твоих игрушечных солдатиков. К сожалению, вагон тоже. У меня предложение. Давай начнём дуэль не здесь, а на ближайшей станции. Иначе…

— Плевать, что иначе! Мы — штурмовики! Нас Дьявол покинет и Бог отвернется!

— Как же вы надоели вашим пьяным кабацким нытьём ещё на яхте! Тем более ты — давно не штурмовик. Изгнанный с государёвой службы изгой. Не хочешь дуэли — снимай амулеты и сдавайся. Пусть трибунал решает твою участь.

Хвостицын терпеливо выслушал унижающие слова. Наверно, тем самым подогревал в себе и без того кипящую ярость. А затем атаковал.

Как пригодилась тактика «Человек-крепость», запрещающая уход в сторону, потому что позади — охраняемая персона! В тесном проходе у дверей купе некуда деться вправо или влево. Да и за спиной — следующий вагон, в нём сколько-то пассажиров, включая толстунов из негритянской семьи, решивших, видно, путешествие от начала до конца провести за едой.

Первые плетения, зарядившие Энергией сполохи огня, ледяные стрелы и острые воздушные пики, штабс-ротмистр принял на защиту, не трогаясь с места ни на шаг и только отклоняя прилетающее. Вагон наполнился грохотом, подарки от Хвостицына рикошетировали вверх, в пустое купе или в наружную стенку. Буквально через пару минут поединщиков осветило яркое солнце, более не разбивающееся о крышу — её ошмётки унесло назад ветром. Пара зарядов угодила в пол, через прореху мелькали шпалы.

— Хочешь перерубить вагон пополам? Я уеду с передком, ты останешься. Как же наша дуэль?

Экс-штурмовик сообразил, наконец, что расходует Энергию на порядок быстрее, чем его противник, лишь отклоняющий смертельные выпады. Тот мог часами ждать исчерпания сил нападающего, чтобы к концу схватки сжечь его «детским» фаерболом размером с яблоко, коль тому не останется духу укрыться даже от этой малости.

Хвостицын чуть убавил напор. Явно принялся что-то готовить…

Вокруг пары, разделённой буквально пятью шагами, начался пожар. Вагон железный, но занялась обивка, деревянные двери и скамьи в купе, а также деревянный настил пола. Оба, казалось, не замечали огня.

Тышкевич молился только, чтоб Сэвидж или монах не проявили лишней инициативы. Искров, например, точно знал, когда можно лезть вперёд, а когда, как говорят в Логойске, «хаваться в бульбу». Не мог и сам атаковать. Под натиском его ударов Хвостицын начнёт отступать, он никаким премудростям в стиле «Человек-крепость» не натаскан. Стало быть, битва переместится в противоположный конец вагона, где едут разные люди. В том числе — там купе с тремя попутчиками. Поэтому граф выжидал, пропустив несколько удачных моментов, потому что противника не завалил бы наверняка, а просто изрядно сократил его защиту.

Сконцентрировавшись на плетениях, исходивших от амулетов и самого Одарённого, Тышкевич проморгал момент, когда ситуация изменилась в корне. За спиной экс-корнета полыхнуло так, что больно стало даже глазам, укрытым магической защитой.

Наверно, тот ничего не успел сообразить, как его щиты поползли на спину — к новому источнику опасности, а граф ещё ни разу не атаковал, лишь парировал нападение.

Упускать момент было грех. Он метнулся вперёд и рубанул сверху вниз воздушным мечом. Ничем другим не мог, опасаясь задеть союзника, бросившегося на Хвостицына с тыла и поразившего его шаровой молнией.

Меч завяз в защите и едва достал до головы. Вошёл на каких-то три пальца.

Правда, этого хватило. Человек-гора грузно осел. Плетения защиты погасли как задутые свечи на именинном пироге.

— Как вы его аккуратно, ваше благородие. Даже причёску не попортили. И снимите ради Бога эту шляпу!

Львова вступила в солнечное пятно под уничтоженной крышей и убрала два маленьких солнца, горевших в её ладонях. Явно намеревалась повторить атаку. Там, где рванула Энергия её плетения, вагон потерял и стены, и пол, и потолок, задняя и передняя часть соединялись одной только рамой. Стоило поразиться силе контроля, заложенного в амулет, взрыв ничуть не зацепил графа, отстоявшего от него всего на какие-то пять-шесть шагов.