Штабс-ротмистр (СИ)

Пребывая в таком режиме и отводя всего лишь часов шесть на нормальный сон, княжна исхудала. Казалось, на лице сохранились только огромные глаза и по-прежнему пухлые губы. Почему отец не прислал ей в помощь другого связиста, Тышкевич терялся в догадках.

Однажды, когда начали работу над учебником математики для четвёртого класса, и Линк вручил титульную страничку с единственной фразой по-польски — Podręcznik do matematyki dla klasy czwartej, граф не удержался и спросил её:

— Нужно ли так работать на износ? Вы совсем осунулись взаперти. Когда выходите из транса…

— То всё равно остаюсь наполовину в тонком мире, — она поправила распущенные дурно причёсанные тёмные волосы, со вздохом глянув на секущиеся кончики. — Себя запустила. Выгляжу точно ведьма. Предупреждала: связистки — плохие наперстницы и подруги.

Даже мылась она в тазике. Лицо неделями не знало косметики.

— Вы — очаровательная…

— Ведьма?

— Если не употреблять это слово в бранном значении — да. Творимая вами магия обычной девушке неподвластна.

— Значит, магия вернёт меня в нормальную форму. Потом. Когда придёт время станцевать с вами обещанный танец. Сейчас я снова удалюсь к себе и запрусь. Отец более не доверяет никому. Даже военным связистам, скованным плетением хранения тайны.

Они беседовали в кабинете вице-губернатора, превращённом в некий общий зал и столовую. Периодически Искров, как оказавшийся наиболее хозяйственным, шёл к рыночной площади у реки, где поймали Линка, закупался продуктами и нёс в небольшой ресторанчик неподалёку, где повара под его неусыпным оком готовили. ТакТышкевич свёл к минимуму угрозу отравления.

Как только Львова ушла, в беседу вступил менталист Порфирий Михайлович, отставной статский советник, на пенсионе вступивший под великокняжеский штандарт.

— Хорошая девочка. Ей бы на балах блистать, порхать в своё удовольствие да мужа присматривать. Нет же, торчит в американской глухомани как одержимая, — не услышав возражений Тышкевича, что именно от прелестей светской жизни княжна сбежала на казённую службу, он продолжил: — Только вот замечу, Виктор Сергеевич, в нашем подвижническом труде есть огромный изъян. И Львова — часть его.

— Потрудитесь объяснить!

— О, какой горячий молодой человек! — затряс седыми бакенбардами Порфирий Михайлович, удерживая смех. — Неравнодушны, поди… Ладно, слушайте. Польский ваш пан Гжегож видел страницы учебников… полвека назад, верно? Линк извлёк их из памяти пана, с давно забытыми подробностями. Искренне скажу: виртуозно исполнил. Однако же память человеческая — не фотографическая пластинка с серебром. Что-то поляк мог не так записать себе в голове, и Линк не святой. Теперь он достаёт полученное от пана уже из своей головы. Сам, с моей помощью и, надеюсь, с Божьей.

— Он — тоже не фотографическая пластинка, — уловил суть Тышкевич. — Как и Львова.

— Которая трудится аки бурлак на Волге, совсем себя уморила. А она запоминает страницу как картинку, ибо польский не понимает. Раз. Передаёт в тонкий мир. Два. Некто в Торжке принимает, это четыре. И переносит на бумагу — пять. Вы не ослышались. После Линка — пять превращений. Не считая того, что с польского надо ещё перевести на русский, даже в польских губерниях этот язык всё меньше звучит, ныне там больше русского. Шесть.

— А ошибка в одном слове или даже в одной цифре…

— Закравшаяся в расчёт междупланетного корабля, вроде несчастной нашей «Луны-3», сделает крушение неизбежным. Конечно же, сударь, никто в здравом уме не начнёт тотчас преподавать математику, физику и химию на одних только польских учебниках пана Гжегожа. Самые видные российские учёные, нанятые Львовым, принялись изучать ваши бумаги, что вы доставили в Ново-Йорк. Но я бы поспешил передать им бумаги Линка — оригиналы.

— Тогда труды нашей связистки — насмарку?

— Помилуйте! Она — наша безопасность. Вдруг с Линком что-то стрясётся, здание губернской управы охватит пожар, его бумаги сгорят? А так — сведения уже в Торжке, какой смысл нас жечь?

Тышкевич мысленно ударил себя кулаком в лоб. Как он не подумал об очевидном, уповая на одну лишь охрану этажа? Достаточно злоумышленнику поджечь первый этаж, и они все как один сбегут вниз, дабы не задохнуться в дыму. Бери Линка и компанию тёпленькими! Он поставил себе задачу на вторую половину дня — метнуться в полицию и дать на лапу её губернскому начальству, чтоб охрану управы на время удвоили. Нет — утроили.

Пока же осуществили задумку Порфирия Михайловича. Львова, отвлёкшись от однообразных до тошноты занятий, занялась саквояжем гонца и наложила на него коварное плетение из арсенала фельдъегерской связи: если не пустить в ход тайное контрплетение, при попытке открытия внутри возникнет огненный шар, сжигающий содержимое.

— Князь чрезвычайно озабочен, чтоб знания польского пана не расползлись по всему миру, — пояснил менталист. — Думаю, из того, что разошлось от Моргана, его люди частью уже перехватили. Но вот полностью то, что сам поляк именовал странными словами «база данных», находится исключительно при нём самом.

— В Монтеррее?