Шрам

«Давай похитим какое-нибудь судно, – хотела было сказать она, но не сказала – глупость этой идеи потрясла ее. – Мы вдвоем можем бежать на лодке, проберемся мимо катеров охраны, поставим парус и будем грести к дому». Она попыталась было сказать это, попыталась непредвзято обдумать эту мысль и чуть не застонала от собственного бессилия. «Мы угоним аэростат. Для этого понадобятся только пистолеты и газ. А еще уголь и вода для двигателя. А еще еда и питье для путешествия в две тысячи миль. А еще какая-нибудь карта – надо же знать, в какую часть этого вонючего океана нас на хрен занесло, Джаббер милостивый…»

Ничего. Она ничего не могла предложить, ничего не могла придумать.

Она сидела, пытаясь что-то сказать, пытаясь придумать, как спасти Нью-Кробюзон, ее город, который она любила яростной, неромантической любовью и которому грозила страшная опасность. Мгновения шли одно за другим, все ближе становился чет, лето, для гриндилоу приближалось время улова, а Беллис ничего не могла сказать.

Беллис представила себе тела, похожие на жирных угрей, глаза, крупные загнутые зубы – все это устремлялось под водой к ее городу.

– О боги милостивые, Джаббер милостивый… – услышала она собственный голос, и глаза ее встретились с встревоженным взглядом Сайласа. – Боги милостивые, что же нам делать?

Глава 14

Медленно, как некое огромное, распухшее существо, Армада перебиралась в более теплые воды.

Граждане и стражники скинули зимнюю одежду. Похищенные с «Терпсихории» были сбиты с толку – их бесконечно встревожила сама мысль о том, что времена года можно менять по своему усмотрению, что от них можно просто убегать.

Времена года определялись только тем, где ты находился, откуда смотрел. Когда в Нью-Кробюзоне была зима, в Беред-Каи-Неве (как говорили) стояло лето, а дни и ночи у них убывали и прибывали в противофазе. Рассвет оставался рассветом во всем мире. На восточном континенте летние дни были короткими.

Птиц в Армаде стало больше. Стайка местных вьюрков, воробьев и голубей, кружившая в небе города, куда бы он ни двигался, пополнилась гостями – перелетными птицами, пересекавшими Вздувшийся океан вдогонку за теплым сезоном. Часть из них оторвалась от своих гигантских стай – их привлекала возможность отдохнуть, напиться, побыть на Армаде.

Они в замешательстве летали над увенчанными колесиками шпилями Дворняжника, где после внеочередной сессии Демократического совета проводилась очередная, на которой яростно и безрезультатно обсуждалось направление движения Армады. Сошлись на том, что секретные планы Любовников не пойдут на пользу городу и нужно предпринять что-нибудь. А когда бессилие совета стало очевидным, перешли к перебранкам.

Саргановы воды всегда были самым влиятельным кварталом, а теперь, когда он обзавелся еще и «Сорго», Демократический совет Дворняжника поделать совершенно ничего не мог.

(И тем не менее Дворняжник начал предварительные консультации с Бруколаком.)

Самым трудным для Флорина было не дышать жабрами и не двигать руками и ногами по примеру лягушки или водяного, а видеть внизу под собой неизмеримо громадную толщу воды. Пытаться смотреть туда во все глаза и не бояться.

Прежде, надевая свой подводный костюм, он становился в океане незваным гостем. Он бросал вызов морю и надевал доспехи. Он цеплялся за ступеньки веревочных лестниц и натянутые тросы, держался за них изо всех сил, зная, что бесконечная толща воды внизу, напоминающая хищную пасть, и есть эта пасть – огромный рот размером с целый мир, пытающийся проглотить его.

Теперь он плыл свободно, спускаясь в темноту, которая, похоже, больше не хотела пожрать его. Флорин погружался все ниже и ниже. Поначалу ему казалось, что стоит только протянуть руку, и он коснется ног пловцов над ним. Он получал вуайеристское удовольствие, видя их смешные гребки, их маленькие тела наверху. Но стоило повернуть лицо к мрачной бездне под ним, и в животе словно образовывалась пустота при мысли об этой невообразимой глубине, и тогда Флорин быстро поворачивался и плыл к свету.

Каждый день он опускался все глубже.

Он погружался ниже уровня корабельных килей, рулей и трубопроводов. К нему тянулись длинные руки часовых – водорослей, растущих вокруг всего этого хозяйства и окаймляющих город снизу. Он пробирался мимо них, как вор, глядя в бездну.

Флорин миновал стайку мелких рыбешек, подбиравших городские отходы, потом оказался в чистой воде. Теперь вокруг не было ничего от Армады. Он был под городом. Глубоко под городом.

Он по-прежнему висел в воде. Это было нетрудно.

Давление плотно обволакивало, словно пеленало его.