Шпион, который спас мир. Том 1

Кайзвальтер воспользовался моментом, чтобы рассказать о возможном плане установления связи с Пеньковским путем переброса материалов через стену «Дома Америки» в том месте, где стена подходит к самому зданию. И хотя сначала этот способ передачи был исключен послом, к нему можно было вернуться снова, если бы подтвердились честные намерения Пеньковского. Пеньковский заверил членов спецгруппы, что знает, где находится «Дом Америки», и мог бы избежать встречи с советским милиционером, который дежурит у входа.

— Теперь слушайте внимательно, — сказал Кайзвальтер. — Речь идет о том, что в определенное время вы, подождав пять минут и удостоверившись в том, что за вами никто не наблюдает, перекинете пакет с вашими материалами через стену, которая примыкает к зданию. Именно в это время наш человек будет ждать от вас передачу.

Пеньковский кивнул и сказал:

— Там нет милиционера. Он стоит перед зданием.

— Правильно, — сказал Кайзвальтер. — Но вообще никто не должен видеть, как вы кидаете пакет. Дело в том, что, если за это короткое время у вас не будет возможности перебросить документы, вы сможете прийти во второй или в третий раз в оговоренное время — через неделю, затем через две недели, но в определенный день и в определенный час.

Пеньковский с этой идеей согласился:

— Точно. Ночью темно. Милиции нет. Они с другой стороны. Люди прогуливают там своих собак. Может все хорошо получиться^{106}.

Бьюлик перебил, предложив по-английски перейти к обсуждению оперативной части и поговорить о связи. Как они будут связываться с Пеньковским в Москве, где за американскими и британскими дипломатами так неотрывно следят? Бьюлик предложил разработать способы, которые защитили бы Пеньковского и сделали бы возможным установление безопасной и эффективной связи. Ответ таков: надо использовать дипломатов, с которыми Пеньковский обычно встречается по работе в Госкомитете.

Это было принято. Пеньковский будет пользоваться тайниками только в экстренном случае. Он, напротив, должен был связываться «лишь с теми, с кем обычно контактировал по вопросам работы».

— Вы имеете в виду тех, у кого дипломатический паспорт? — спросил он.

— Конечно, — ответил Кайзвальтер. — С теми, кто будет ходить на приемы, независимо от того, имеет он к ним отношение или нет. Вы, конечно же, будете его знать.

— Хорошо. Это абсолютно правильно.

— Скажем, вы можете пойти в туалет, а через пять минут наш человек последует за вами и подберет ваше послание. Совершенно необязательно встречаться лично или что-то в этом роде. Это безопасно в том смысле, что через две-три минуты вы будете знать, что материал в нужных руках и что дело завершено. И совсем не нужно никуда ездить, — сказал Кайзвальтер. — Это способ, обеспечивающий нам большую безопасность.

Пеньковский слушал, затем ответил:

— Вопрос в том, какое у меня будет положение. Вдруг все изменится для меня в худшую сторону. Кто-нибудь из Центрального Комитета — какая-нибудь сволочь — скажет: «Такого человека (Пеньковского) нельзя держать в ГРУ. Пора с ним кончать». Кроме того, им известно, что генерал-майор Шумский официально мне заявил: «Из архивов КГБ пришло донесение, что полковник Пеньковский сделал ложное заявление. То, что он рассказал о своем отце, не совпало с действительными фактами. Его отец, Владимир Флорианович, имел дворянское происхождение».

Пеньковский снова заметил, что его дед был «великим юристом, высокопоставленным чиновником. У него был богатый, обставленный со вкусом дом». Беспокойство Пеньковского о своем положении было той самой темой, к которой он снова и снова возвращался. Если бы его уволили из Госкомитета, ему пришлось бы жить на пенсию, а пенсии при Хрущеве были урезаны. Его бы лишили допуска к секретным материалам, и вся его разведдеятельность свелась бы к повторению сведений, которые он собирал, встречаясь с офицерами высшего состава. Его деятельность была бы чрезвычайно затруднена, трудным стал бы и его образ жизни.

Пеньковский настаивал на том, чтобы члены спецгруппы подумали о разработке одного или двух тайников, но Кайзвальтер постарался его разубедить:

— Если за вами не будет наблюдения, то вы спокойно сможете заложить что-то в тайник или забрать оттуда ответ; но, хотя вы живете в Москве и вам уже сорок два года, уверен, вы даже и не подозреваете, как неотлучно следят в Москве за всеми нашими людьми.

— Понимаю, — сказал Пеньковский.

— Удвойте это понимание, и вы станете близки к действительным фактам. Это большая опасность. Поймите меня, о нашем человеке мы не беспокоимся. Что с ним может случиться, ведь он дипломат? Небольшой скандал, и его вышвыривают вон. Он будет жив и здоров, а…

— А со мной будет кончено, — сказал Пеньковский.

— Спасибо, совершенно верно. Во-вторых, даже если тайник идеален, вы все равно не будете в нем уверены, особенно если там залежится какой-нибудь срочный материал^{107}.

Кайзвальтер продолжал предостерегать Пеньковского насчет Винна: