Шпион, который спас мир. Том 1

Американцы относились к Шерголду с уважением. Он был аккуратным, с живыми, приятными чертами лица, острым, несколько выступающим носом, хорошо очерченным подбородком и высоким лбом. Его огромная энергия и ясные глаза говорили о незаурядном уме и хорошем самообладании. Он родился 5 декабря 1915 года, учился в Сант-Эдмонд Холле (Оксфорд) и Корпус Кристи Колледже (Кембридж). После окончания учебы вплоть до начала войны преподавал в средней школе с гуманитарным уклоном в Челтенгеме. В 1940 году присоединился к Хэмпширскому полку и вскоре переключился на разведкорпус. Впервые профессиональный опыт пришел к Шерголду, когда он допрашивал немецких военнопленных на Ближнем Востоке во время второй мировой войны. Оттуда его откомандировали в Восьмую армию, где он отвечал за все допросы, начиная с битвы у Эль-Аламейна в Ливии до итальянского Кассино. Британский объединенный следственный центр (БОСЦ) Шерголда был основан в Риме под объединенным командованием, куда входили еще двое молодых американских офицеров, говорящих по-итальянски, — Джеймс Иисус Энглтон и Раймонд Рокка из только что появившегося Бюро стратегических служб (БСС)[10], которые также допрашивали немецких и итальянских военнопленных. Энглтон и Рокка знали Шерголда как профессионала и как человека еще в начале своей карьеры.

После войны Энглтон быстро продвинулся до поста шефа контрразведки ЦРУ, на котором проработал с декабря 1954 года до декабря 1974 года. Рокка, его заместитель с 1969 по 1974 год, вспоминает Шерголда как «строгого, работящего сотрудника, который хорошо потрудился на благо своей страны»^{51}. Во время второй мировой войны Британская секретная разведывательная служба боялась уступить свой контроль в Европе американским выскочкам и старалась недодать информацию Бюро стратегических служб^{52}.

Послевоенная карьера Шерголда началась с работы оперативника в МИ-6. Как младший офицер, он руководил агентами в Германии из главного британского центра в Бад Сальзуфлене, а также в Берлине и Колоне. Он создал себе прекрасную репутацию хладнокровного, аккуратного оперативника, обладающего острым чутьем, знающего, как получить максимально возможное от своих агентов. Он был готов на работу с Пеньковским^{53}.

Открывающиеся возможности произвели на Шерголда впечатление, и он заявил, что МИ-6 пересмотрит вопрос разумности выхода на Пеньковского и определит, какие задачи будет выполнять в совместной с ЦРУ операции. После встречи в Вашингтоне решение вопроса сдвинулось с места. 3 февраля Квентин Джонсон полетел в Лондон на встречу с Шерголдом. Американцы договорились с англичанами об обмене информацией и о том, чтобы в целях осторожности «не проболтаться» канадцам. Важно было не допустить, чтобы Ван Влие и Харрисон скомпрометировали Пеньковского, и тщательно проверить и убрать все ссылки на Пеньковского в канадском архиве, что предполагало также поиск всех, читавших донесения Ван Влие и Харрисона о Пеньковском, чтобы дать подписать им секретное обещание о неразглашении тайны.

С 6 по 8 февраля 1961 года в канадской контрразведке побывал высокопоставленный офицер контрразведки ЦРУ и договорился забрать из канадских секретных архивов донесения Ван Влие и Харрисона о Пеньковском.

В воскресенье утром 5 февраля 1961 года «Компас» наконец попытался позвонить Пеньковскому по домашнему телефону в Москве. С начала октября, за все четыре месяца, что «Компас» находился в Москве, он не смог ни заложить сообщение в тайник, ни выйти на контакт с Пеньковским. Он писал бесконечные письма в штаб ЦРУ, в которых объяснял, как тяжело ему достается работа-прикрытие в посольстве и как трудно выполнять задание без поддержки посольства. Хотя ему было известно местонахождение тайника на Пушкинской улице, он никогда не сделал отметку на телефоне-автомате, обозначавшую, что в тайнике для Пеньковского оставлено сообщение.

«Компас», к удовольствию Бьюлика, так и не смог объяснить, почему ему не удалось оставить Пеньковскому сообщение; «Компас» утверждал, что наблюдатели КГБ следят за ним денно и нощно. Бьюлик считал, что «Компас» потерял самообладание и тянет операцию^{54}. Телефонный звонок 5 февраля был его первой попыткой выйти на прямой контакт. По инструкции, «Компас» должен был звонить в 10 утра и говорить по-русски, но в письме Бьюлику, в котором он писал о себе в третьем лице, говорилось:

«…надеюсь, что будут приняты следующие поправки к вашим инструкциям в письме № 8. Они основаны на том опыте, что он здесь приобрел, и правилах пользования общественным телефоном. Во-первых, если 5 февраля по телефону ответит мужчина, „Компас“ скажет по-русски: „Это Олег?“

Если ответ: „Да“, „Компас“ скажет: „Отвечай только по-русски. Говорит твой близкий друг“.