Шпион, который спас мир. Том 1

Тем временем в МИ-6 рассматривали содержимое пакета, который Пеньковский вручил Винну в машине. Англичане сразу сообщили тем, кто поведет беседу, что в материалах были даны описания и схемы последних советских ракет и пусковых установок. Возбужденные члены спецгруппы никак не могли дождаться ночи. После ужина с делегацией в «Маунт Роял» Пеньковский, сказав, что идет спать, удалился к себе.

Пеньковский пришел к себе в номер в 21.40. Его настоящая работа была еще впереди. Он прошел по коридору к лестнице на противоположной стороне гостиницы и спустился на третий этаж, где англичане подготовили 360-й и 361-й номера. Пеньковский был готов. Он расправил плечи и постучал. Человек, назвавшийся Джозефом Белком, официально поздоровавшись, пригласил его в комнату. У американца был магнитофон на батарейках, чтобы ничего не упустить из разговора, но, когда он включил его сразу после того, как Пеньковский постучал, магнитофон не работал, и американец решил не тратить время на пустые разговоры. Пеньковский звал его «господин Джозеф». Настоящее имя Белка было Джозеф Бьюлик, и чувствовал он себя так же напряженно, как и Пеньковский. Бьюлик никогда не вел более серьезного дела^{63}.

Бьюлик провел Пеньковского в 360-ю комнату и представил Шерголду, главе английской группы, который назвался Гарольдом Хейзелвудом. Майкла Стоукса, младшего члена группы Секретной разведывательной службы, представили как Майкла Феафилда. Другой американец, Джордж Кайзвальтер, сказал Пеньковскому, что его зовут Джордж Макадам. Почти весь прямой опрос Пеньковского Кайзвальтер производил сам, он же и переводил остальным.

Смежные комнаты 360-я и 361-я выходили во внутренний дворик, где не было слышно уличного шума. Сами встречи проходили в 360-й комнате, небольшой, приблизительно четыре на шесть метров, в которой стояли диван, пять стульев с прямыми спинками и маленький низкий столик, за которым собрались Пеньковский и вся англо-американская команда. 361-я комната предназначалась для инструктажа.

Кайзвальтер, который вел себя так раскованно, что друзья называли его медвежонком, спросил Пеньковского, на каком языке ему удобнее говорить — на русском или английском.

— По-русски мне объясняться намного легче, — сказал Пеньковский. — В 1953 году я окончил Военнодипломатическую академию. В 1955-м поехал в Турцию. Моим рабочим языком был английский. У меня там было много трудностей, и за последние четыре года из-за отсутствия практики я просто забыл язык. Что ж, джентльмены, давайте приступим к работе. Нам предстоит сделать много важного.

Пеньковский был одет в костюм, белую рубашку и галстук. Его рыжие волосы были тонкими и седыми на висках. Весил он около девяноста килограммов, рост — 173 сантиметра, коренастый, пропорционально сложенный, без признаков лишнего веса. У Пеньковского была благородная осанка и поведение офицера высокого звания. Его открытое лицо было умным и живым, излучающим силу.

Кайзвальтер, полноватый, в помятом костюме, постарался подбодрить Пеньковского:

— Вы знаете, теперь вы в хороших руках.

— Да, — ответил Пеньковский. — Я долго размышлял об этом. Я искал эту связь окольными путями и думаю, мне надо вам обо всем рассказать.

Кайзвальтер объяснил, что англичане и американцы получили его первое письмо с планом тайника.

— Вы имеете в виду то письмо, которое я дал двум учителям? — спросил Пеньковский. — Если бы вы знали, сколько седых волос появилось у меня с тех пор, если бы вы только дали знак, что письмо попало в нужные руки. Я так из-за этого переживал.

Бьюлик, чтобы успокоить Пеньковского, протянул оригинал его первого письма и приложенную фотографию.

Кайзвальтер сказал:

— Мы показали это, чтобы убедить вас, и я в двух словах могу объяснить, почему вам не ответили сразу же после получения письма. Мы намеренно не давали вам знать, пока не разработали самый безопасный способ передачи материалов, которые вы хотели нам вручить. Это было сделано исключительно в целях вашей безопасности.

Пеньковского это не успокоило.

— А если по-дружески предположим, что вы мне не поверили? Это было бы самым болезненным и неприятным для меня.

— Нет, все совсем наоборот, — уверил Кайзвальтер.

Пеньковского это не очень убедило, и он продолжал

изливать свои тревоги:

— Я постоянно подвергал себя большой опасности. Я ожидал, что буду принят американским представителем — почему именно американским? Поскольку моим хорошим другом был военный атташе в Турции полковник Чарльз Пик, еще я был знаком и с другими американцами, среди которых военно-морской и военно-воздушный атташе. Благодаря их дружбе мне хотелось организовать с помощью полковника Пика некий план на будущее, который я уже разработал, но, к сожалению, незадолго до моего отъезда умер отец жены полковника Пика, и они с женой улетели в Америку на похороны. Ни с кем из других атташе я говорить не хотел, поскольку не был близко знаком. Кроме того, когда я уезжал из Турции, то надеялся туда вернуться. Я думал, что еду в отпуск, но меня обманули и обратно уже не отправили.