Шпион его величества

Как реагировал начальник высшей воинской полиции Российской империи де Санглен и его сотрудники на демарши императора Франции, его дипломатов и агентов – все это и еще многое другое можно будет наконец-то теперь понять после ознакомления с предлагаемой частью совершенно уникального документа, принадлежащего перу человека, который в рубежном, трагическом 1812 году возглавлял русскую военную разведку.

Не будем забывать при этом, что Яков Иванович де Санглен не просто с апреля 1812 года руководил русской военной разведкой – он создал ее, причем смог сделать это буквально за два месяца до начала Отечественной войны.

В определенном смысле это был самый настоящий подвиг, потребовавший от де Санглена не только огромной мобилизации внутренних сил всей его личности, но и особенной гибкости и остроты ума, а также самого что ни на есть незаурядного сыскного таланта.

Во всем этом читателю сейчас предстоит возможность убедиться.

Дневник Я. И. де Санглена – это не только важный исторический, но при этом еще и захватывающе интересный культурно-психологический документ.

Сергей Сериков,

кандидат военно-исторических наук, хранитель

Томского областного исторического архива

г. Томск,

10 августа 2005 года

Вильна Апрель–Май 1812 года (9 Апреля – 19 Мая)

Дети славы, пробудитесь,

Встаньте, встаньте, ополчитесь,

К вам отечество гласит,

Брань вокруг вас, брань горит!

Алексей Мерзляков

Апреля 9 дня. Десятый час утра

Квартирую в доме купца Савушкина, на Немецкой улице, дом нумер семнадцатый. Занимаю две весьма поместительные комнаты: одну я оборудовал под спальню, а вторую, особенно светлую, с окном, занимающим полстены, – под кабинет. Камердинер мой Трифон, сопровождающий меня во всех поездках, помещается в особой каморке, опрятной и удобной, примыкающей к этим двум комнатам.

Часть привезенных из Санкт-Петербурга книг Трифон уже успел разложить по полкам. Но работы тут предстоит ему еще немало: три объемистых тюка стоят пока не распакованные.

Хорошо, что, зная меня, Трифон перво-наперво вытащил сочинения Шиллера.

Признаюсь, я чрезвычайно люблю Шиллера (особенно знаменитую драму его «Разбойники»). К тому же я лично знаком с автором, чем ужасно горжусь. О данном факте я упоминал уже в трактате своем «Фридрих Шиллер». В пору работы своей в Московском университете, я тиснул сей трактатец в выходившем при университете журнале «Аврора» (1805, №№1–2. Впоследствии было и отдельное расширенное издание: Шиллер, Вольтер и Руссо. М., 1843, – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена).

Но сегодня ни Фридриха Шиллера, ни кого другого я читать не могу, ибо никак пока не могу привыкнуть к здешней обстановке и вообще немного страшусь ожидающей меня неизвестности – слишком важные задачи стоят передо мной.

Но, может, на сон грядущий и перелистаю все-таки хотя бы пару страниц из обожаемых «Разбойников», сочинения поистине бессмертного, наполненного благороднейшими мыслями и чувствованиями.

С «Разбойниками» я никогда не расстаюсь и уже не первый год вожу их с собой всюду, куда бы меня ни забросила судьба. Можно сказать, что это моя настольная книга. Я изучаю по ней душу человеческую. Заведывая особой канцелярией в министерстве полиции, я каждый день свой заканчивал чтением сего творения Шиллера.

Апреля 9 дня. Шестой час вечера

C 11-ти утра и до 12.20-ти часов дня я все фланировал по дорожкам городского сада, потом ходил осматривать замок (это так называемый Верхний замок, а еще есть Нижний замок – оба на Замковой горе – и Кривой замок, тот, что на Холме Трех Крестов), потом обедал в крошечном трактирчике на Немецкой улице и опять без устали ходил и совсем не устал, отнюдь – был бодр как никогда. Гулял по Ботаническому саду, расположенному у подошвы Замковой и Трехкрестовой гор.

Меня поразили церковь и монастырь бернардинцев (святых Франциска и Бернарда), их грандиозные готические строения, от великолепия коих замирает дух.

Совершенно восхитительны ворота Аушрос (в переводе с местного наречия – ворота Зари). Их фасад украшен грифонами. В верхней части ворот монахи-кармелиты соорудили часовню.

Был в костеле святой Терезы и монастыре кармелитов, в костеле святой Анны, в костеле Святого Духа и доминиканском монастыре, несколько лет назад превращенном в тюрьму – туда сажают всех недовольных императорским режимом, патриотов, ратующих за независимость Литвы.

Забрел в кафедральный костел (говорят, на его месте прежде стоял храм языческого бога Перкунаса), гулял около арсенала и размышлял, предавался некоторым воспоминаниям, думал о том, как все тут у меня сложится, высчитывал, в какую же сторону качнется в ближайшее время моя карьера – вверх или вниз, однако ни к какому определенному выводу до сих пор так и не склонился.