Шостакович: Жизнь. Творчество. Время

«В эти дни, кроме Прокофьева, Глиэра, Кабалевского, я постоянно видел Шостаковича. Август был на редкость погожий и располагал к летним досугам. Но Шостакович в них почти не втягивался. У него явная антипатия к любым видам пассивной созерцательности, вообще к незаполненному, „нейтральному“ протеканию времени. Он не любит поэтому ни медлительных прогулок с разглядыванием облаков, ни тем более досужих, случайных бесед. Участие в каком-нибудь активном процессе — единственная мыслимая для него форма существования. <…> В разговоре он предельно лаконичен; его реплики отрывисты, афористичны, часто с ироническим подтекстом. Он как бы все время торопится „перейти к делу“. Иногда соглашался поиграть в четыре руки. Сильнейшим четырехручным ансамблем были Шостакович и Кабалевский. В их отличном исполнении мне довелось прослушать несколько симфоний Гайдна, Бетховена, Брукнера… Работа над Девятой симфонией шла — по крайней мере для постороннего взгляда — как бы „между прочим“; не заметно было у автора ни особой озабоченности, ни погруженности в себя. Между тем процесс сочинения протекал с необычайной интенсивностью.

За свой рабочий столик Шостакович присаживался обычно по утрам на два-три часа. При этом не стремился ни к особой изоляции, ни к тишине (доска на вбитых в землю палках устроена была коллективными усилиями друзей в маленьком палисаднике около дома, у самой дороги). Композитор делал вначале схематические эскизы каждой части (фиксируя лишь ведущие два-три голоса), а затем сразу набело записывал данную часть в виде партитуры. Ювелирно отточенное произведение создавалось с удивительной легкостью и быстротой»[341].

По воспоминанию Житомирского можно заключить, что Шостакович писал не только с молниеносной скоростью, но и почти сразу начисто. Между тем, как и всегда перед началом большой партитуры, он долго обдумывал облик будущего произведения. Свидетельство тому — два листка нотной бумаги, сохранившиеся в коллекции автографов писателя Алексея Крученых. В фортепианном изложении, без обозначений инструментов записаны фрагменты будущей симфонии: первоначальные варианты четвертой части, начало финала, а также наброски к третьей части, которая, впрочем, должна была быть другой. Сохранившийся автограф, один из очень немногих в этом роде, проливает любопытный свет на творческий процесс.

Девятая симфония, особенно в первой части, наиболее приближается к раннеклассической модели, хотя композитор оперирует в ней вполне собственным, индивидуальным гармоническим языком.

Небольшая первая часть, длящаяся около 5 минут (первые части обеих предыдущих симфоний длились свыше 25 минут!), сразу создает атмосферу простоты и юмора. Капризная первая тема, несколько родственная теме финала Шестой симфонии, полна легкости и безмятежности. Отчетливая тональность — Es-dur — выступает почти в чистом виде, хотя композитор в высшей степени оригинальным образом слегка «загрязняет» ее посторонними звуками. Еще более радостный характер отличает вторую тему, не столько контрастирующую, сколько дополняющую первую музыкальную мысль. По классическому образцу экспозиция обеих тем повторяется, после чего начинается разработка, лишенная столь обычного для Шостаковича драматизма и генеральной кульминации, по-гайдновски наполненная искусной мотивно-тематической работой, изысканная и одновременно простая, поражающая своим совершенством. Лаконичная реприза повторяет экспозицию с небольшими изменениями; на этот раз обе темы звучат в основной тональности произведения — Es-dur.

Большой простотой отличается и лирическая, чрезвычайно красивая вторая часть (Moderato), очень камерная фактура которой иногда выдвигает на первый план всего лишь несколько инструментов. Например, вся первая тема поручена исключительно кларнету, который сопровождают только несколько звуков, исполняемых виолончелями и контрабасами pizzicato unisono (пример 26).

Эта необыкновенно тонкая, интимная музыка, изобилующая гармоническими и тембровыми нюансами, играет роль интермеццо между первой частью и третьей — скерцо.

Три остальные части исполняются без перерыва. Здесь Шостакович повторяет конструктивную идею предыдущей симфонии, хотя и с помощью диаметрально противоположных средств. Бравурное небольшое скерцо близко аналогичной части Шестой симфонии. В свою очередь, неожиданно появляющееся короткое драматическое Largo принадлежит словно бы другому миру, не имеющему ничего общего с легкостью и безмятежностью предыдущих частей. Сольный речитатив фагота и драматические эпизоды медных инструментов нарушают классическую гармонию произведения, напоминая скорее некоторые фрагменты первой части Восьмой. Это Largo, длящееся всего несколько минут, переходит в сатирический финал, который является явным продолжением скерцо; это веселая, безоблачная музыка, мастерская в полифоническом отношении и захватывающая благодаря совершенно неожиданному инструментальному составу.