Шорохи

– Что, если вы откажетесь поужинать со мной, он запрыгнет к вам в спальню и будет всю ночь квакать.

Хилари улыбнулась.

– Тогда сдаюсь.

– Значит, в субботу? Я заеду за вами в семь часов.

– Что мне надеть? – спросила Хилари.

– Что-нибудь обычное. Так до субботы? – Он обернулся к лягушонку: – Спасибо, друг мой.

Тот мигом ускакал в кусты.

– Смущается, когда его благодарят, – прокомментировал Тони.

Хилари, смеясь, закрыла за собой дверь. Когда они отъехали, Фрэнк спросил:

– Что ты там делал так долго?

– Условился о свидании.

– С ней?

– С кем же еще?

– Счастливец!

Они проехали еще пару кварталов. Фрэнк сказал:

– Уже четыре. Пока доедем до управления и отчитаемся, будет пять часов. Хочешь один раз в жизни вовремя уйти с работы? До завтра с Бобби Вальдесом ничего не случится. Зайдем куда-нибудь выпить? В «Дыру», например?

Это был первый раз, когда Фрэнк предложил вместе провести свободное время.

* * *

В четыре тридцать главный патологоанатом подписал распоряжение о частичном вскрытии трупа Бруно Гантера Фрая: только в области ранения. Он не стал выполнять вскрытие сам, потому что спешил на шестичасовой самолет до Сан-Франциско, а поручил своему помощнику.

Покойник ждал в холодильной камере вместе с другими мертвецами, такой же неподвижный, как они.

Через двадцать минут после возвращения Хилари домой у нее зазвонил телефон. Она сняла трубку.

– Алло?

Кто-то подождал несколько секунд и дал отбой. Ошибся номером? Но почему он не сказал об этом?

«Опять ты ищешь кругом чудовищ, – упрекнула она себя. – Фрай мертв. Это была страшная история, но она уже позади. Ты отдохнешь пару дней и приступишь к работе над постановкой «Волка». Иначе можно кончить дни в сумасшедшем доме».

* * *

Тони пришел домой, умылся, надел джинсы, голубую клетчатую рубашку и легкую куртку и отправился в бар «Дыра», недалеко от управления, куда часто заглядывали полицейские.

Фрэнк уже ждал его, по-прежнему в костюме. Тони поддел к нему.

Подошла официантка по имени Пенни, с ямочкой на подбородке и песочными волосами. Взъерошила Тони волосы и спросила:

– Что закажешь, Ренуар?

– Миллион наличными, «Роллс-Ройс», вечную жизнь и признание масс.

– А с чего начнем?

– Пожалуй, с пива.

– А мне бутылку «скотча», – попросил Фрэнк.

– Будет сделано.

Когда официантка отошла, Фрэнк поинтересовался:

– Почему она назвала тебя Ренуаром?

– Это был известный французский художник.

– Ну и что?

– Я тоже художник. Правда, не французский и не известный. Пенни обожает меня дразнить.

– Ты пишешь картины? А почему я не знал?

– Да я пару раз закинул удочку, но ты не проявил интереса. С таким же успехом можно было говорить о грамматике суахили.

– Ты работаешь маслом?

– И маслом. И карандашом. И тушью. И акварелью. Но больше всего маслом.

– Давно ты этим занимаешься?

– С детства.

– Продал что-нибудь?

– Я рисую не для продажи, а ради удовольствия.

– Я бы не прочь взглянуть.

– Как-нибудь приглашу тебя в свой музей.

– Музей?

– В свою квартиру. Там мало мебели, но очень много картин.

Пенни принесла напитки. Некоторое время они молча пили. Потом потолковали о Бобби Вальдесе и снова замолчали. Фрэнк заговорил первым:

– Ты, наверное, думаешь, зачем это я пригласил тебя посидеть в баре?

– Должно быть, чтобы выпить.

– Не только. – Фрэнк поворошил в бокале соломинкой. Звякнули кусочки льда. – Я хочу кое-что сказать.

– Ты уже сказал.

– Я ошибся в случае с мисс Томас.

– Ты принес ей свои извинения.

– Я и перед тобой хочу извиниться.

– Не стоит.

– Нет, подожди. Знаешь, почему я перестал различать, где правда, а где ложь? Это все из-за Вильмы.

– Твоей бывшей жены?

– Ага. Ты правильно сказал утром, что я заделался женоненавистником.

– Должно быть, она тебе здорово насолила?

– Дело не в этом, а в том, как это на меня подействовало. Ты знаешь, Тони, сколько я не спал с женщиной? Десять месяцев. С тех пор, как она ушла, – за четыре месяца до развода.

Тони не знал, что сказать.

– Она нашла другого? – спросил он наконец и сразу догадался, что попал не в бровь, а в глаз.

Но Фрэнк еще не был готов к такому откровенному разговору и сделал вид, будто не расслышал вопроса.

– Меня, главное, мучает то, что это отражается на работе. Я всегда стремился к совершенству. Так было до развода. Потом я возненавидел женщин и охладел к работе. – Он отхлебнул «скотча». – Но что, черт бы его побрал, стряслось с шерифом Напы? Почему он солгал?

– Скоро узнаем.

– Хочешь еще выпить?

– О’кей.

Тони почувствовал, что предстоит долгий разговор. Фрэнку необходимо выговориться и таким образом избавиться от яда, вот уже целый год копившегося у него в душе.

* * *

В четверг, в семь часов десять минут вечера, патологоанатом совершил частичное вскрытие тела Бруно Гантера Фрая, мужского пола, белого, сорока лет от роду. Полного вскрытия не потребовалось, потому что причина смерти была совершенно очевидна. Две колотые раны. Верхняя была не смертельной: клинок повредил мышечную ткань и немного задел легкое. Зато на месте нижней раны оказалось сплошное кровавое месиво: нож пропорол желудок и задел поджелудочную железу. Смерть наступила от внутреннего кровоизлияния.