Шоколад

— Будь у меня выбор, я предпочла бы такую смерть. Безболезненный укол. В присутствии доброго друга. Всё лучше, чем скончаться ночью в одиночестве или под колёсами такси на улице, где никому до тебя нет дела. — Тут я сообразила, что говорю вслух. — Прости, Гийом, — сказала я, заметив боль на его лице. — Я думала о своём.

— Ничего страшного, — тихо ответил он, выкладывая перед собой на прилавок монеты. — Я уже ухожу. — Одной рукой он взял свою шляпу, другой подобрал Чарли и вышел, горбясь больше обычного. Щуплый невзрачный человечек, несущий то ли пакет с продуктами, то ли старый плащ, а может, что-то ещё.

Глава 17

1 марта. Суббота

Я слежу за её магазином. И вынужден признаться себе, что веду наблюдение со дня её приезда. Смотрю, кто заходит туда, кто выходит, кто посещает устраиваемые там тайные сборища. Наблюдаю, как в детстве наблюдал за осиными гнёздами, — с глубоким интересом и отвращением. Поначалу они наведывались туда украдкой — в сумерках либо рано утром. Под видом обычных покупателей. Выпьют чашечку кофе, купят пакетик изюма в шоколаде для своих ребятишек. А теперь уже и не притворяются. И цыгане всюду ходят в открытую, бросая дерзкие взгляды на моё зашторенное окно. Рыжий с нахальными глазами, тощая девушка, женщина с обесцвеченными волосами, бритый араб. Она зовёт их по именам — Ру, Зезет, Бланш, Ахмед. Вчера в десять подъехал фургон Клэрмона со стройматериалами — досками, краской, смолой. Водитель молча сгрузил товар у её порога, она выписала ему чек. А потом я видел, как её приятели, ухмыляясь во весь рот, взвалили себе на плечи ящики, доски и коробки и со смехом потащили их в Марод. Одно слово, мошенница. Лгунья. Зачем-то подстрекает их. Наверняка, чтобы унизить меня. Мне ничего не остаётся, как хранить горделивое молчание и молиться о её падении. Но как же она мне мешает! Мне уже пришлось разбираться с Армандой Вуазен, закупавшей для них продукты. Но я спохватился слишком поздно. Речные цыгане успели запастись провизией на две недели. Из Ажена, стоящего выше по реке, они привозят себе хлеб, молоко. Я исхожу желчью при мысли, что они могут задержаться здесь надолго. Но как тут быть, когда в приятелях у них такие люди? Ты бы нашёл выход, pere. Если б только ты мог дать мне совет. Я знаю, ты не стал бы уклоняться от исполнения своего долга, даже самого неприятного.

Если б только ты сказал мне, как поступить. Хотя бы пальцами шевельнул. Или подмигнул. Хоть как-то дал знать. Дал понять, что я прощён. Нет? Ты лежишь неподвижно. Слышно лишь тяжеловесное вшш-памп дышащего за тебя прибора, наполняющего воздухом твои атрофированные лёгкие. Я знаю, что однажды ты очнёшься, исцелённый и безгрешный, и моё имя будет первым словом, которое ты произнесёшь. Как видишь, я верю в чудеса. Я, прошедший огонь. Искренне верю.

Сегодня я решил поговорить с ней. Разумно, без взаимных упрёков, как отец с дочерью. Мне казалось, она должна понять. Наше знакомство началось не очень удачно, и я надеялся, что мы всё-таки сможем найти общий язык. Видишь, pere, я был готов проявить великодушие. Был готов понять. Однако, приблизившись к шоколадной, я увидел в окно, что у прилавка стоит бродяга, Ру. Его светлые глаза воззрились на меня с насмешливым презрением, типы подобные ему иначе и не смотрят. В руке бокал с каким-то питьём. Грязный комбинезон, длинные распущенные волосы. У него — вид опасного громилы, и меня на секунду охватывает тревога за эту женщину. Неужели она не сознаёт, какую угрозу навлекает на себя, общаясь с такими людьми? Неужели ей не страшно за себя, за своё дитя? Я уже хотел было пойти прочь, но тут моё внимание привлёк плакат в витрине. С минуту я делаю вид, будто рассматриваю его, а сам тайком с улицы наблюдаю за ней, за ними обоими. На ней платье из какой-то материи сочного тёмно-красного цвета, волосы распущены. До меня доносится её смех.

Я опять обратил взгляд на плакат. Он написан неровным детским почерком.

«НЕБЕСНЫЙ МИНДАЛЬ» ОРГАНИЗУЕТ

GRAND FESTIVAL DU CHOCOLAT.

ОТКРЫТИЕ СОСТОИТСЯ

В ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ.

ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ!

Я перечитываю текст, во мне закипает возмущение. До меня по-прежнему доносится её голос, сопровождаемый звоном стекла. Увлечённая разговором, она всё ещё не замечает меня, стоит спиной к двери, вывернув одну ступню, словно танцовщица. На ней лодочки без каблуков с маленькими бантиками, надетые на босу ногу.

ОТКРЫТИЕ СОСТОИТСЯ

В ПАСХАЛЬНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ.

Теперь мне всё ясно.

Должно быть, она изначально планировала это, этот праздник шоколада. Подумывала устроить его одновременно с самой священной из церковных церемоний. Наверно, вынашивала свою идею со дня карнавала, когда появилась в нашем городе, — чтобы подточить мой авторитет, высмеять проповедуемые мною каноны. Вместе со своими приятелями с реки.