Шофёр

Служащий искал долго, перелистывая книги, и только через час, получив ещё одну такую же бумажку, нашел в записях за июль 1921 года Петра Перепёлкина, сорока трёх лет от роду, захороненного к дяде своему, Павлу Павловичу Перепёлкину и его жене, Марфе Игнатьевне. У семьи Перепёлкиных был небольшой, обнесённый кованым забором участок с треснутой мраморной плитой, на которой стоял печальный каменный ангел с отбитыми носом и правым крылом. Разыскав церковного сторожа, Ковров ещё раз уточнил, что захоронение никто не взламывал и над могилами не надругался, дал старику целковый и уехал.

Магазин встретил Коврова скучающей продавщицей и полным отсутствием покупателей. Автомобиль он оставил у крыльца, зашёл в залу и вызвал телефонистку.

– Номер три шестьдесят восемь ноль девять, барышня, – попросил он. – Любезный, это кредитный кооператив? Я хотел бы двести сорок червонцев занять, только сегодня, нужда срочная. Моя фамилия Ковров, зовут Николай Павлович, под залог товара.

– Через два часа, четвёртая касса, – вежливо ответили ему на том конце провода и повесили трубку.

В семь вечера Николай на извозчике подъехал в Театральный проезд к кафе «Театраль», где обещали лучшее пиво, первоклассную кухню и кабаре до двух часов ночи с отдельными кабинетами. У четвёртого от входа столика возле окна сидела русоволосая женщина лет тридцати, она курила папиросу и читала книгу. Ковров её не знал, впрочем, томик Чехова с красной закладкой его вполне устроил, хоть и слегка обеспокоил – красный цвет означал, что его будущая собеседница не только рассчитывает, но и имеет право на его, Коврова, полную откровенность.

– Позволите? – он уселся напротив.

– Ну раз уже сели, – женщина отложила книгу в сторону. – Закажите что-нибудь.

– Непременно, уж очень сегодня проголодался, – Ковров подозвал официанта, ткнул пальцем, тот записал, услужливо согнувшись, и исчез, – да и день нервный.

– Рассказывайте, Николай Павлович, – собеседница положила подбородок на сомкнутые пальцы, – всё, что было до понедельника и о чём вы уже доложили, я знаю, а об остальном послушаю.

В ней, помимо аристократического лица, тонкой шеи и пронзительных глаз, которые скорее держали на расстоянии, было что-то неуловимо притягательное, отчего мужчины сразу теряют голову, но Ковров удержался. Он рассказал об убийстве Лациса и Шестопаловой, о том, как сам прикончил Мальцеву и Радкевича, как нашёл остаток драгоценностей. Травина упомянул мельком, не называя имени, о его роли во всём этом деле он и раньше не распространялся. Кивнул на саквояж.

– Там всё, что ЧК не досталось, сами знаете откуда. Примерно на семьсот тысяч.

– Хорошо, – кивнула незнакомка, себя она так и не назвала, – что-то ещё?

– Вот здесь может лежать золото, примерно пудов тринадцать, – и он протянул листки, оставленные Станиславом Пилявским, на котором сам приписал могилу ювелира Перепёлкина. – Прошу узнать, тогда мы будем в расчёте?

– Николай Павлович, ваш долг погашен, – женщина мягко улыбнулась, убрала бумажки в книгу. – Можете смело возвращаться в Ленинград или Прагу, как пожелаете. Но если вы вдруг захотите с нами работать дальше, у Юргена есть для вас новое поручение, и как раз по ювелирной части. И не в Советской России. Думаю, вам понравится.

– Ну хотя бы намекните, – попросил Ковров.

Он всей своей коммерсантской жилкой почуял, что вытянул крупную карту, все эти долги, поручения, смертельный риск и полная самостоятельность в действиях были, похоже, одной большой проверкой. А отданные бриллианты и ещё не найденное золото – мелочью по сравнению с тем, что его могло ожидать.

– Зачем же намекать, я вам прямо скажу. Поедете в Североамериканские Штаты в Нью-Йорк, к Семёну Шапиро, он вас представит Арманду Хаммеру, нефтепромышленнику. Назначение уже решённое, вас ждут, будете закупать украшения у большевиков, – незнакомка говорила так, будто заранее была уверена в его, Коврова, согласии. – Всё абсолютно легально, только вот цены другие, делите те, что у Гохрана напечатаны, на десять, а то и на двадцать. Или вовсе на вес купите, положение у них почти безвыходное, да и получать они будут не валюту, а станки. С тем, чтобы пресечь вредное воровство, вы отлично справились, остальным займётесь, когда доберётесь до Берлина и сделаете полный отчёт. В Ленинграде по известному адресу получите американский паспорт на другое имя, как перейти границу, вам подскажут, ну да это сейчас несложно. Вon appetit, барон.

Незнакомка встала, подхватила тяжёлый саквояж и ушла, оставив Коврова наедине с приятными мыслями.

Эпилог

Обед в больнице подавали простой – овощной суп с яйцом и кашу. Cима ела через силу, отламывала кусочки хлеба и окунала их в бульон. Доктор сказал, что ей обязательно нужны калории, чтобы побыстрее выздороветь, женщине очень хотелось домой – больница производила гнетущее впечатление. Из десяти кроватей были заняты три, двое больных постоянно кричали, а ещё одна пациентка пыталась повеситься, её лицо было обезображено, на выбритом черепе виднелись металлические скобы.