Шмель

С таким же успехом можно развивать патриотизм к своей квартире и косо смотреть на всех, у кого его нет. Ты родился и прожил всю жизнь в этой квартире, так почему же нет? В чем разница? Ну, хорошо, а, скажем, родился ты в одной стране, а потом переехал с семьей в другую. Должен ли у тебя быть патриотизм? А к какой из них? И если не к первой, то с чего ко второй, если ты там не рождался и не жил? А через сколько лет жизни в ней он должен появиться? Это ужасно, но наше сознание с детства настроено на конфронтацию. Мы деремся с парнями из другого двора, деревни, позже, с ребятами из другой школы. Мы учимся верить в то, что НАШЕ – и есть ЛУЧШЕЕ, какое бы оно ни было. Позже, наш институт лучший, а если не он, то род войск в армии. Попросите морпеха с ВДВшником решить, какой род войск лучше. Будет драка. Вторые так вообще научены калечить себя «ЗА ВДВ». Еще и с гордостью кричат об этом. Кругом лишь конфронтация, столкновения. Мода, пришедшая к нам из Англии: лучшая футбольная команда – это команда из моего города, я ее поддерживаю. Если в городе несколько команд, то лучшая – та, за которую болеют в моем районе, в моем дворе. Если я переезжаю, то я пересматриваю свои взгляды. Или мне приходится. Абсолютно человеческая черта – приписывать себя к каким-либо кастам, организациям, клубам, сворам. В толпе нам уютнее, мы чувствуем себя более защищенными. Парадоксальная метаморфоза: принятие человека, основываясь только на том факте, что он жил в твоем дворе перерастает в остервенелую поддержку на соревнованиях тех спортсменов, которые выросли с тобой в одной стране. У вас, весьма вероятно, более схожий менталитет, чем с тем парнишкой из Зимбабве. Но что, если первый представляет, как насилует детишек, когда засыпает, а тот, из Зимбабве, примерный семьянин и обливается холодной водой по утрам?! Наш пловец лучше! А что, если он – гей?! А тот, другой – герой войны?! За кого болеть? Так вот, самое ужасное, что географически определенные границы разделяют людей на группы. А этими группами довольно умело управляют некоторые политики, когда необходимо повоевать. Тишина, тишина, и вдруг: «Слава нашему народу, героям слава!». Идите и умирайте за свою страну, потому что нам нужна нефть. Любое разделение народа планеты идет вразрез с любыми учениями, в том числе и христианскими, но как масло на хлеб ложится на наше чувство незащищенности и неуверенности, желание быть в стае. Потому что в диком мире без стаи не выжить. Что ж, меня окружала моя новая стая, да только смотреть на них всех было противно: кто хныкал, кто нервно качался взад-вперед, кто сидел, закрыв лицо руками и вздыхая. Вот каково это, когда есть, что терять. Наверное, непросто.

Нас привезли к обшарпанным воротам военной части, но она, как оказалось, не была конечным пунктом наших передвижений. Здесь мы по одному заходили в кабинет к начальнику, беседовали с ним, и, после этого определялась наша дальнейшая судьба. Я зашел в душный кабинет. Напряжение царило в воздухе, но на военного оно, казалось, не влияло. Он был таким и в мирное время, и на рынке, и дома на горшке: спокойный, сосредоточенный, целеустремленный. Его ничуть не смущала рация, стоявшая на столе, рядом с ним и, то и дело, начинавшая шипеть или говорить чужими неразборчивыми голосами. Полковник спросил:

– Какая специальность?

– Зенитно-ракетные войска, ПВО, – смущенно ответил я.

– Помнишь что-нибудь?

– Не много, – пришлось честно признаться.

– На аппаратуре работал?

– На сборах один раз показывали… – начал было я, но голос полковника прервал меня.

– Ясно, кто по профессии?

– Экономист.

– Молоток в руках умеешь держать?

– Умею

– Едешь в стройбат, нам казармы нужны, все ясно?

– Так точно, – по уставу ответил я и вышел.

– Что сказал? – спросил меня какой-то военный в коридоре.

– Стройбат, – промямлил я, и он взял меня за плечо, придал направление движения по коридору и махнул кому-то рукой, показывая на меня. В конце коридора меня встретили, и, через пару минут я уже снова трясся в автобусе. Потом последовало еще несколько пересадок, поезд, вертолёт, и вот я заправляю койку на втором ярусе двухэтажной кровати где-то в глубине мира. Здесь теплее, чем там, откуда я приехал, но постоянно слышны взрывы и выстрелы. Так я себе и представлял войну.

Дальше мало интересного: однообразные будни, отличающиеся только зданиями, где приходилось работать. Нужно сказать, вопрос полковника о моем умении управляться с молотком был лишним – мне так и не довелось его подержать: занят я был, в основном, работами по сбору мусора и подметанию полов. На интеллектуальном уровне – недалеко от моей работы на гражданке, на самом-то деле. Распорядок дня был строгим, но к нему можно было привыкнуть, что я и сделал. Несмотря на общую военную ситуацию и тесное общение с сослуживцами, друзей у меня не появилось. По моей инициативе, надо сказать. Мне были неинтересны их диалоги, которые я поддерживал постольку – поскольку, а, соответственно, и их личности. Спустя неделю пребывания, началась бытовуха. Оказывается, и на войне может быть скучно.