Шлиман. "Мечта о Трое"

Другая важная задача этого года состоит в том, чтобы осторожно слой за слоем срыть огромные глыбы земли, оставшиеся нетронутыми в западной и юго-западной части холма. Прежде всего выясняется, что на этом месте сохранились не все слои: здесь находился акрополь римского Нового Илиона. Чтобы создать прочное основание для сооружаемых тут величественных зданий, римские зодчие срыли, очевидно, и разровняли всю середину холма. Под очень глубокими фундаментами их храмов и портиков сразу идет пятый слой — одно из тех трех жалких маленьких поселений, которые в ходе веков возникали на развалинах сгоревшего города. Но, может быть, это сделали и не римляне: у одного греческого автора есть указание, будто еще Археанакт в шестом столетии до нашей эры разрушил стены Трои, а из камня построил Сигейон и Ахиллейон.

Работа продвигается медленно: наслоения толщиной более шестнадцати метров, через короткие промежутки времени нужно производить обмеры и фотографировать, прежде чем рыть дальше.

Наряду с этим решается еще одна задача: проводится методическое исследование нижнего города. Разведочные шурфы обнаруживают и здесь несколько жилых слоев, на изучение которых потребуются годы.

С каждым днем становится все яснее, что последнее слово о Трое еще далеко не сказано. На протяжении двадцати лет сгоревший город считался гомеровской Троей. Но теперь у самих руководителей раскопок вдруг возникают сомнения, которыми они пока еще ни с кем не делятся.

Много дней подряд они почти не замечают окружающего. Их внимание приковано к тому, что они находят чуть в стороне над большой площадкой, которую обнаружили у юго-западных ворот. Эта площадка совершенно определенно относится ко второму слою, то есть к сгоревшему городу — ее давно уже откопали со всем, что на ней находилось: домами, стенами, черепками. Не представляющие никакой ценности мелкие предметы на срезе холма принадлежат, тоже совершенно очевидно, к третьему-пятому слоям. Римские строительные остатки на самом верху также не вызывают никаких сомнений. Но что это за стена, угол которой выступает из земли над пятым слоем? Ведь это такие же многоугольные глыбы камня, как те, что были найдены в самом начале раскопок в «укреплении Лисимаха». К сожалению, оно было тогда за зиму разобрано турками и перевезено как строительный материал в Чиблак. Из таких же каменных глыб возводились постройки в Микенах и Ти-ринфе.

С лихорадочной быстротой обмеряют и сносят римский слой, а также не представляющий ценности греческий, находившийся под римским. Немногочисленные черепки, тоже раннегреческого периода, нумеруются и складываются в корзину, предназначенную для маловажных находок. Теперь осторожно! Корзины земли и мусора одна за другой доставляются к вагонеткам узкоколейки. Из земли постепенно вырисовываются стены. Дёрпфельд смотрит на Шлимана, Шлиман — на Дёрпфельда. Оба молчат. Шлиман выхватывает лопату у одного из рабочих. Он не может дождаться, пока картина станет яснее. И вот стена обрывается. Но это не угол. Да и дверь это едва ли. Может быть, это только пролом в стене? За дело! Надо искать дальше, пробовать железными щупами землю, то здесь, то там рыть лопатами и кирками, не удастся ли найти через метр, через два или через пять продолжение стены. Слава Палладе, вот она опять! В напряженном труде проходит полчаса. Ни одного черепка, ни одного орудия — только стена. Вот она, образуя прямой угол, уходит влево.

Один из рабочих, выпустив из рук кирку, кричит:

— Черепки, эфенди, больше пригоршни!

Острием ножа Шлиман и Дёрпфельд осторожно извлекают их из земли. Яркими красками — красной, синей, черной, белой и желтой — сверкают спирали и розетки, стилизованные листья и растения, птицы и бабочки, лотос и морские звезды.

Когда на следующий день здание полностью расчищают, находят еще черепки с изображением плавника дельфина, шеи журавля, бычьего рога, вытянутой вверх полукругом пальметты; осколок, по всей вероятности, кувшина с ручками и ножку какого-то сосуда, по-видимому кубка.

Храм? До раскопок в Тиринфе иначе бы это здание и не назвали. Но теперь, зная, как там был построен дворец, надо, очевидно, признать его за мегарон — сени, a за ними зал, девяти метров в ширину и одиннадцати в длину.

— Bee это, бесспорно, микенское, — говорит Шлиман и вопрошающе смотрит на Дёрпфельда. В нем еще теплится надежда, что Дёрпфельд, который сотни раз оправдывал свою репутацию обладающего безошибочным опытом архитектора, скажет «нет» и, основываясь на какой-либо незамеченной им детали, докажет ему его заблуждение.

Но Дёрпфельд лишь кивает в ответ.

— Это, вероятно, тот самый слой, который я в 1879 году назвал лидийским, — добавляет Шлиман.

Дёрпфельд снова кивает и потом произносит только скупое «вероятно».

— Но микенская эпоха и время, описанное Гомером, как мы теперь знаем, одно и то же. Значит, сгоревший город, возможно, был...

Дёрпфельд предостерегающе поднимает руку, даже не замечая, что все еще держит в ней особенно большой и красивый черепок.