А в-четвертых, Ваши ссылки на труды академика А.Н. Яковлева несерьезны. Более лживого и меняющего взгляды ренегата, возросшего в недрах Агитпропа ЦК КПСС, в новейшей российской истории отыскать невозможно. Он, до сих пор усердно отмывающий перед новыми хозяевами родимые пятна своего коммунистического прошлого, вам что угодно напишет, а «самоотверженные ребята из «Мемориала» что угодно отыщут. Они же любители и работают на общественных началах.
Вы, господин Помяновский, мечтаете, чтобы я был привлечен к уголовной ответственности за свое сочинение:
«Я считаю, что достойная задача всех людей доброй воли (какая социалистическая стилистика! –
Вы делаете опрометчивое заявление, пан Помяновский, и самого себя загоняете в ловушку. Как же можно было забыть, что, печатая в 11-м номере 2001 года «Новой Польши» воспоминания советского еврея Н. Вальдена-Подольского, находившегося после войны 1919–1920 годов в польском плену, Вы, подобно бдительному цензору времен социалистической Польши («вполне по-советски» – как Вы пишете обо мне), изъяли из текста все свидетельства утробного антисемитизма шляхетской администрации в лагерях для советских военнопленных, все описания издевательств над несчастными евреями, все картины преступлений, совершенных поляками-антисемитами. Такое деяние можно квалифицировать похлеще, нежели «оспаривание», это скорее сознательное сокрытие «факта существования преступления или преступлений против человечества», говоря Вашими же словами!
Так что по нынешним французским юридическим нормам, связанным с понятиями «антисемитизм», «Холокост», «освенцимская ложь», ну, не то чтобы преступником, но журналистом, сознательно скрывающим факты явного преступления, Вы являетесь. Попробовал бы сейчас в Европе какой-нибудь главный редактор что-либо утаить, изъять, вычеркнуть из того, что называется «гонением на евреев», а его схватили бы за руку, как я вас, – ох, не поздоровилось бы ему! Так что благодарите, Ежи, судьбу за то, что живете в Польше, а не в прекрасной демократической Франции.
Не оригинален рядом с Помяновским и Анджей Новак. Он тоже передергивает карты, утверждая, что в центре моего опуса Катынь: «современный символ польской русофобии для Куняева – и не только для него – «вечные претензии» по поводу преступления в Катыни».
Никто из моих критиков не захотел признаться, что главный узел моей работы – психологический: это шляхетский национальный характер, особенности которого вот уже несколько столетий определяют драматическую историю Польши. Ну, в крайнем случае, я могу согласиться, что в центре работы – Едвабне, но отнюдь не Катынь.
Вот образец исторических исследований Новака:
«Они, то есть русские власти, лишают нас независимости, жестоко подавляют очередные попытки вернуть ее, вешают польских заговорщиков и повстанцев, тысячами ссылают их в Сибирь, грабят польские культурные ценности. Затем разгорается война 1919–1920 гг. с большевистской Россией, грозящей возрожденной Польше и советизацией, и новым разделом во взаимодействии с Германией».
Здесь что ни фраза, то ложь, или полуправда, или умолчание, или прямой подлог.