— Если с ветром, то можно обморозиться даже, — вздохнула Оксана. — Я один раз себе щеку обморозила. В машине тепло, играет музыка и быстро, куда надо доберешься. Без машины никак нельзя, особенно, если ты взрослый. То тебе на работу, то по делам. Я каждый день буду ездить по магазинам, во всякие салоны там.
— Ага! И где ты деньги возьмешь? — съехиднила Полина. — Найдешь себе богатого мужа?
Даша отвернулась, чтобы не видеть злого лица Оксаны. Оксана еще и громко засопела.
— Что, Даша, идем к тебе отпрашивать тебя у мамы? — спросила Полина. — Ты же первая по пути.
— А потом ко мне. Дядя Костя уже вернется к этому времени, — сказала Оксана. — Он меня отпустит. Дядя Костя добрый.
Куда идем мы с Пятачком,
Большой, большой секрет.
И не расскажем мы о нем.
О! нет! И нет! И нет!
Неожиданно запела Оксана. Вот что удивительно! Вообще, голосок у Оксаны был грубоватым для ее возраста, особенно когда она начинала ворчать, тогда как у деда старого. Пела же она почему-то таким тонким, почти визгливым голоском, как будто комар жужжал. А пухлые губки она далеко вытянула вперед, вроде как собиралась подуть на что-то, сдуть соринку, например.
— Я поражена! — воскликнула Даша, на всякий случай отступив несколько шагов от Оксаны. — Я поражена!
— Я никого не собиралась поражать! — заявила Оксана. — Никого я не собиралась! Я же не снайпер, чтобы кого-то поражать. Вот!
— А у нашей Оксаны, оказывается, есть чувство юмора, — сказала Даша. — И очень тонкое.
— Только она его скрывала до поры до времени. Непонятно почему.
Это уже добавила Полина.
— А еще порожать — это рожать и рожать детишек, — продолжала Оксана. Кажется, ее посетило вдохновение. — Я еще кино видела, там такой старый дядька страшный, вот с таким усищами берет ружье и говорит сыну: «Я тебя породил, я тебя и убью!» И застрелил его насмерть из ружья.
— Сына застрелил из ружья?
— Да! Взял ружье, бабах и застрелил сына. Он сразу мертвый упал.
Оксана с победным видом оглядела притихших подруг. Ну, что, съели?
— Оксана! Вот где ты только такое кино смотришь? — спросила Полина, удивленно подняв брови. — Чтобы отец убил собственного сына, да я об этом даже никогда не слышала. А вообще, лучше бы про любовь смотрела. А то смотришь, что попало.
— А там и про любовь есть, к твоему сведению. Даже очень много про любовь есть, если хочешь знать. Вот этот самый сын, которого отец убил, влюбился. И там даже показывали, как они целуются. Долго так целуются, и он ей шепчет, как он ее любит. Как он без ума от нее.
— Подумаешь, целуются! — фыркнула Полина. — Велика важность! Вон сейчас даже малолетки целуются. Я видела, как первоклашки целовались. За углом школы целовались. А сами малюсенькие.
— А тебе бы только подсматривать! — выкрикнула Оксана. — Любишь за другими подсматривать. Потому что тебя саму еще никто не целовал ни разу. А за другими любишь подсматривать. А вот похабное нам смотреть нельзя. Дядя Костя сразу переключает телевизор, если начинают показывать похабное. Ну, это когда он и она в постели. А тебе бы, Полина, только похабное смотреть. Ты же сама рассказывала.
Последние слова Оксана почти выкрикнула. Проходившая мимо женщина остановилась и посмотрела пристально на них. Девчонки не обращали на нее никакого внимания.
— А дядя Костя говорит, что нам еще рано похабное смотреть. Мы еще маленькие.
— И правильно ваш дядя Костя говорит, — проговорила женщина. — Взрослых надо слушать.
У нее тоже был в руках черный раздутый пакет. Такое впечатление, что в городке остались только черные пакеты.
— А меня мама в детскую сразу отсылает, — сказала Даша. — И меня, и Ваню.
— Правильно твоя мама делает, — опять вмешалась женщина. — Детям нельзя такое смотреть. Надо смотреть детский канал.
— Мне мама говорит: «Иди к себе! Нечего тебе это смотреть!» Это для взрослых.
— А мне мама говорит: «Закрой глаза и уши!» — сказала Полина. — Я закрываю глаза и уши. Вроде как ничего не вижу и не слышу.
Полина показала, как она это делает. Большими пальцами прикрыла уши, а остальными глаза. Получилось что-то вроде маски.
— Вот так закрыла! Я щелку оставляю между пальцами и всё вижу. И всё сшышу, потому что не зажимаю уши. А мама думает, что я ничего не вижу и не слышу. А я всё вижу и слышу. Вот такая я хитренькая!
Они пошли дальше. Слева был большой двухъэтажный магазин. Раньше, говорили, там был ЦУМ, самый большой магазин в городе, в котором всегда было народу не продохнуть. Деревенские, приезжая на автовокзал, шли на базар и сюда. А когда, как грибы после дождя, в городе стали появляться магазины и магазинчики, торговая активность переместилась по ту сторону железки, где был базар. Магазины же на этой стороне стали посещать редко и мало. Да на той стороне и народу жило больше.