Школония

Рома достал из кармана брюк газету, развернул и зачитал:

«По сообщению источников, на стройке нового торгового центра “Ранина” нашли труп мальчика предположительно тринадцати-четырнадцати лет. Личность не установлена. По предварительным данным, мальчик упал с пятого этажа и получил травмы, несовместимые с жизнью…»

Рома печально взглянул мне в глаза и сказал:

– После смерти Данила к нам в дом пришли полицейские. Они откуда-то узнали, что он жил с нами. Тут же всплыло, что мы беспризорные и у нас нет родителей. Нас отправили в детский дом в том, в чем мы были. Кто-то, как Сережа, сбежал, кого-то отправили в полицейский участок, откуда они, наверное, попадут в детскую комнату полиции. Не знаю. В любом случае больше мы их не увидим.

Он говорил таким тоном, словно уже бывал свидетелем подобного. Наверное, когда-то их уже находили, но тогда Роме, Данилу и Софии удалось сбежать.

«разве в детском доме не лучше чем на улице?» – спросил я через блокнот, на что Рома ответил:

– Сережа когда-то был в этом детском доме. Он сказал, что здесь нет свободы, все нужно делать по расписанию, все делают то, что им велят, а не то, что хотят. Поэтому сбежал.

Я представил себя на месте Сережи и особой тяжести обстановки не почувствовал, потому что, если подумать, с сиделкой Анитой мы жили примерно по такому же сценарию. Но это мне было достаточно легко свыкнуться с мыслью, что отныне я не буду свободным, потому что свободным я никогда и не был. Но каково же Роме и Софии? Детям, которые жили на воле и сами решали, что им делать, а что нет.

Но, если честно, я все равно не до конца понимал их мотивы. Разве не лучше быть в детском доме, в тепле, в свежей одежде, сытыми и общаться с другими детьми, пусть тобой и будут руководить, чем выживать на улице? Может, я чего-то не знаю?

Я протянул телефон Данила обратно Софии, но она меня остановила.

– Оставь. Тебе он нужнее.

В дверях появилась Евгения Николаевна и позвала нас.

Прошло пять дней, за которые я не нашел новых друзей в своей группе. Старался держаться рядом с Софией и Ромой, но это удавалось сделать лишь в столовой, на улице, если расписания прогулок наших групп совпадали, или в игровой.

Как бы хорошо я ни относился к Роме, что-то в нем притягивало и отталкивало одновременно. Для меня он был загадкой, и я не знал, чего от него ждать. Он был добр душой, и я чувствовал это, но на лице его почти никогда не отображались эмоции. Будто он носил маску вечного негодования, приросшую к лицу, которую он никак не мог снять. Или даже не пытался это сделать.

Было ужасно скучно. Настя приходила раз в два-три дня и приносила что-нибудь вкусненькое. В моменты, когда она приседала передо мной, с улыбкой на лице доставала из пакета большую коробку печенья в виде мишек и вручала ее мне, я чувствовал, как спину прожигают завистливые взгляды. И я понимал их обладателей. На их месте я бы вел себя точно так же.

Однажды после такого визита Насти ко мне подошел мальчик десяти лет. Бросая взгляды на небольшой бумажный пакет, набитый едой, он спросил:

– Кто эта девушка, которая постоянно к тебе приходит?

Я взял телефон Данила в руки и настрочил:

«мой психолог. она ухаживает за мной»

– М-м-м… – протянул он, – а почему она тебя не забирает?

«она не может. у нее проблемы»

– Проблемы? – удивился мальчик. – Какие проблемы?

Где-то глубоко в душе раздался тревожный звонок, обозначавший, что ему пора бы остановиться и не задавать такие вопросы. Но я проигнорировал свою интуицию по нескольким причинам. Что, если он посчитает меня грубым и расскажет об этом всем? Ведь тогда я точно не найду друзей. К тому же это был шанс с помощью разговора стать ближе к мальчику, и это будет мой первый шаг на пути к адаптации в детском доме. Ведь не могу же я вечно держаться только с Ромой и Софией?

«у нее нет места в доме. она живет в однокомнатной квартире с больной мамой и меня некуда деть»

Я немного волновался, когда протягивал ему телефон.

Мальчик ухмыльнулся. И эта ухмылка переросла в смех. Противный громкий смех. Он будоражил все мое нутро. Мне стало неловко перед ним, хоть я ни в чем и не был виноват. Я почувствовал себя просто ничтожным под шквалом этого смеха и презрительным взглядом. Они разбивали все мои надежды.

Я оглянулся, прижимая к себе телефон. Все смотрели на нас. Приближались, чтобы расслышать отчетливее, что у нас происходит.

– Ха-ха! – Мальчик, чьего имени я не знал и, впрочем, знать уже не хотел, постепенно стал успокаиваться. – Она через каждые два дня приходит к тебе с полным набором вкусностей как минимум на тысячу и не может снять двухкомнатную квартиру? Ты шутишь? А ее одежда, ты не заметил? Моя мама раньше такую продавала. Один ее пиджак тысяч пять стоит, что уж про остальное говорить? Тебе не кажется, что она просто врет? Ты не думаешь, что она просто не хочет брать на себя такую обузу? Не думаешь, что приходит к тебе из жалости?