Школа выживания (СИ)

Григорий даже не уловил то мгновение, когда копьё Уина, подобно молнии рванулось к цели. Он услышал как острие громко чавкнуло, разрывая водную поверхность. Увидел, как его движение резко прекратилось, видимо копьецо воткнулось в дно. Уин, удерживая всем телом копьё, не позволяя ему сдвинуться, кричал: "Зах! Зах! Зах!"^2^3 - Вода возле копьеца кипела, это так мощно извивалась раненая добыча.

Не зная, что значит эта команда, Григорий всё сделал правильно, рубанул бурлящую воду штык ножом, ударил рядом с копьём. Вода стала окрашиваться алым светом, но бурлить не перестала. Рубануть повторно не получилось, обе ноги скользнули по мокрой земле, и Гриша свалился в воду. Как только он поднялся на ноги (глубина речушки была до колена), всё тело сковала судорога. Мышцы сократились так, что казалось, что они могут поломать кости, или, по крайней мере, порвутся сухожилия. Длилось это около секунды, а казалось, будто целую вечность. Пик напряжения резко прекратился, но мышцы ещё какое-то время отказывались слушаться.

"У-у-у! Ха-а-а! Бл...!" - как только спазм более, или менее отпустил грудную клетку, вырвался из глотки Геннадия сдавленный крик, и он, понимая, что его ударила током эта тварь, сделал два сильных и быстрых удара штыком. Как смог.

Вода перестала бурлить, длинное тело твари, ещё пару раз судорожно сократилось, и затихло. Несмотря на это, Акимов ещё несколько томительных секунд ждал нового разряда природного "электрошокера", чувствуя, как постепенно возвращается чувствительность тела и нормализируется работоспособность мышц.

Уин тоже, не чувствуя больше никаких рывков, извлёк из мутной воды своё копьё, показывая Грише огромную, плоскую голову угря, с множеством мелких, но острых зубов.

"Ка-ра-шо, - говорил абориген (демонстрируя успех ежедневных лингвистических занятий с пленником Ольги и Вениамина), - Ка - ра-шо, еда".

"Отлично Уин. Значит, сегодня мы будем сыты. Дай посмотреть кто это". - И протянул к копью руку.

"Нет! Тау^2"

Охотник резко отдёрнул копьё, и с его лица исчезла улыбка. Он аккуратно, снял голову со своего копьеца, раскопал глубокую ямку, и столкнул туда зубастый обрубок. Грише показалось, что Уин успокоился только после того, как засыпал эту часть угря и плотно утрамбовал ногою взрыхлённый грунт. Акимов был очень удивлён такому поведению своего напарника, ведь он уже знал, что местные жители никогда никого не придают земле. Но ничего не сказал. Ведь Уин дитя этих мест, и ему виднее.

Впрочем, когда абориген окончил с поспешными "похоронами" головы, Гриша уже достал из воды длинное, увесистое тело добычи. Извлёк и сел рядом, не зная, что с ним делать. И снова Уин пришёл на выручку. Он, ловко пользуясь остро отточенной финкой (подарок Григория), как будто всю жизнь владел ею, начал сноровисто разделывать добычу. После чего, сплёл из тонких лиан пару примитивных корзинок, которые можно было носить как рюкзаки. Признаться, Акимов так и не понял, как у его товарища получилось рассчитать вместимость тары, но добыча поместилась вся, впритык.

И уже шагая за охотником, Гриша думал, как, не потеряв в глазах охотника своего авторитета, исподволь поучиться у Уина его премудростям выживания. Так и шли, местный охотник, с рождения приученный жить в опасной среде, шёл с виду беспечно, но при этом, он машинально контролировал окружающую его обстановку. Акимов вроде тоже двигался, прислушиваясь, но получалось это у него немного хуже.

К моменту, когда оба удачливых охотника подходили к своему жилищу: Волк покидал карантинное жилище. Ритуал очищения прошёл для него без потерь, если не считать за таковое воспалившуюся рану. Раненое ухо покраснело, отекло, и сильно болело. Жрец воспринял это как должное, переносил это испытание стойко. Также, на всякий случай, запретил ученику приближаться к себе: благо все необходимые травы и самое главное, смола дерева шоа^2 к моменту начала карантина, лежали в хижине, специально возведённой для Волка.

Вот так и вышел старший Волк из карантина, ослабшим, исхудавшим, и без мочки правого уха. За ним шёл немного истощённый Щенок, по привычке прошедших дней не смеющий приближаться к своему учителю. И если бы не этот запрет, то он давно подставил бы наставнику своё плечо, дабы тот смог на него опереться. Мальчишка, привыкший беспрекословно подчиняться своему педагогу, ждал указания к этим действиям, а их, как это ни прискорбно, не было.

Эту истощённую воздержанием от пищи парочку, семенящего мелкими шажками старика и встревоженно идущего немного позади подростка, встречали без всякой излишней торжественности. Просто возле плетёной изгороди, с прямой осанкой, как тотемные чуры стояли трое жрецов, а рядом с ними, не менее величественно, но одновременно, без излишней вальяжности, присоседился Клык. Он сам, только недавно вышел из карантина, был похудевшим, со впалыми глазами, усталым, но то, как он себя держал, вызывало только уважение, а не чувство жалости.