Школа в Кармартене

В покоях Мерлина было темновато, но одно сделалось для Морвидд очевидным с самого начала: на шкафу за спиной у профессора лежал мэнкский кот[10]. Морвидд живо представила себе, как Мерлин по рассеянности купил в свое время котенка, не заметив, что у того уши с кисточками, и вот маленький бедняжка вырос в здоровенного мэнкского кота. Теперь хищная зверюга лежала на шкафу, примериваясь, как бы ему прыгнуть на кого-нибудь вниз. Было очевидно, что сам профессор не подозревает о назревшей опасности.

– Медленно, не оборачиваясь, сползите со стула, – начала Морвидд, – нырните под стол, быстро вылезайте с другой стороны и бегите за мною к двери.

Широта взглядов Мерлина и необычная для его возраста готовность к восприятию совершенно новой информации проявились в этот раз в полной мере: он послушался. Они выскочили за дверь и приперли ее посохом Мерлина: из-за дверей послышалось разочарованное шипение мэнкского кота.

– Уф-ф, – сказал Мерлин, когда Морвидд объяснила ему, в чем было дело. – Боже мой, сходите же кто-нибудь за Рианнон, и пускай… пускай она там… проведет разъяснительную беседу, – слабым голосом попросил он подошедшего Ллевелиса, махнув рукой в сторону дверей.

…Морвидд поселилась в комнате с эхом. Единственным недостатком комнаты было то, что она находилась в башне Бранвен, которая, как известно, перемещалась, и чтобы попасть домой, приходилось бегать иной раз по всей школе.

* * *

По двору школы всегда разгуливало несколько гусей, и с десяток гусей постоянно гнездился в Гусиной башне, как Мерлин их ни выпроваживал. Только на зиму гуси улетали в Летнюю страну, Гулад-ир-Хав. Орбилий Плагосус, чьи покои помещались в Гусиной башне, старательно делал вид, что не питает никакого пристрастия к этим птицам и вовсе их не разводит, но между тем, несмотря на все усилия профессора Мерлина, откуда-то каждый раз снова бралась парочка этих неподобающих птиц и, громко гогоча, поселялась в башне, а в городе говорили, что никогда не видели лучше ухоженных и более белых гусей, чем школьные. Зато же, правда, и писчим пером можно было разжиться всегда.

Орбилий сидел обыкновенно у себя наверху, расположившись уютно в окружении подставок со свитками и оттирал пемзой очередной лист папируса. В свободное время он писал по чьей-то просьбе примечания к «Энеиде». При этом он все время поносил Вергилия, говоря, что эти новомодные молодые поэты, конечно, совсем уже не то; а вот то ли дело Невий!..

Внизу при входе в башню, под надписью Turris Anserum, толпились гуси, и они же прогуливались по лестничным площадкам, а некоторые сидели в больших корзинах вдоль стен и вытягивали шеи. Мимо гусей все проходили очень аккуратно, подобрав полы, подолы и не размахивая руками. Один только Фингалл МакКольм имел обыкновение дразнить гусей, но он появился в школе позже, и о нем пока не будет речи.

– Salvete, discipuli mei! – говорил Орбилий, завидев на пороге слегка пощипанных учеников, и безошибочным движением вытягивал из деревянной подставки нужный свиток.

– Salveto, magister, – отвечали все наперебой, потирая разнообразные места, за которые стражи башни сумели их ущипнуть.

…Гораций вызывал у Орбилия какую-то непонятную гримасу. Причина ее оставалась скрытой до тех самых пор, пока на прямо заданный вопрос: что именно не нравится Орбилию в Горации, – ученикам не удалось получить прямой ответ: Гораций Флакк, сколько помнил Орбилий, всегда плевался на уроках жеваным папирусом, стрелял из рогатки и однажды подсадил кошку в ларец, где хранились свитки.

* * *

Доктор Диан Мак Кехт, давая уроки первой помощи, широко пользовался тем, что он называл «подарок судьбы». Если, к примеру, намечался урок по укусам змей, но кто-нибудь приходил на него с вывихом, урок сразу же превращался в занятие по вывихам. В таких случаях Мак Кехт очень действенно утешал пострадавшего, говоря: «Это образцово-показательный вывих. Вы молодец, Телери. Просто молодец» или: «Это классическое попадание ноги в спицы велосипедного колеса. Просто классическое. Уж не знаю, как мне вас и благодарить, Шонед». После такой похвалы Шонед, счастливая и гордая, сидела на лабораторном столе весь урок с закатанной до колена штаниной и с удовольствием позволяла хлопотать над гематомой у себя на ноге.

Особенностью уроков первой помощи, в отличие от настоящей медицины, которая начиналась со второго курса, было то, что на них не разрешалось пользоваться никакими приборами и инструментами. К примеру, отсасывать змеиный яд лучше через трубочку, но Мак Кехт с улыбкой говорил: «Случай произошел в дремучих лесах Броселианда. Почему вы думаете, что у вас есть при себе стеклянная трубочка?» В проклятых лесах Броселианда, разраставшихся с каждым уроком все гуще, у них каждый раз не оказывалось при себе ровным счетом ничего, и Мак Кехт учил их выкручиваться из положения, обходясь парой рук и простейшими подручными средствами.

…Третье подряд занятие было посвящено шестнадцати способам исцеления от несчастной любви, предложенным Авиценной.