– Постой-постой, погоди, Лабух, не горячись, – сбивая пожар взметнувшегося многоголосия, тихо сказал Козырь. – Вздернуть – дело нехитрое. А ну как человека порешишь? Готов на свою душу грех такой принять? И без того пару невинных положили.
– Мало я, что ли, людев порешил? На войне как на войне, – пожав плечами, буркнул Лабух. Но буркнул тихонько и даже сделал шаг назад, замешиваясь в толпу.
– То-то и оно. Вот то-то и оно. Девять их было. Девять. С трех сторон зашли, по трое, значит. С первой тройкой, что с севера, через лес перла, удачно вышло. Сработала наша растяжка…
– Э, але?! Какая «наша»? – удивленно выпучил глаза рыжий Фома. – Моя растяжка! Ты за нее мне всю плешь проел – невинных подорвешь, невинных подорвешь! Да разве ж это невинные?!
– Твоя растяжка, твоя, Фома! – миролюбиво поднял раскрытые ладони Козырь. – Тебе с нее что, грамоту выписать? О премии похлопотать? Нет? Ну и хорош старших перебивать! Значит, растяжка на… растяжка Фомы всю троицу в машине и накрыла, там без шансов. Потушили да с глаз долой убрали – вот и вся работа. Со второй тройкой сложнее вышло, они от реки ехали. В жизни не подумал бы, что можно этакую махину по реке на катере доставить…
– Убийцы!
Ломкий, истончившийся от ужаса голос расколол мерную речь Козыря. Мальчишка Малой, чьего имени Виктор так и не узнал, стоял, прижимая к животу тяжеленную гирю. Лицо его пылало от слез и ненависти.
– Убийцы, – повторил он тише, словно стесняясь своего порыва. – Твари.
– О, как заговорил! – с деланым восхищением усмехнулся Козырь. – Твари, говоришь? А может, ты сам тварь? С выводком тварей к нам приехал. Какое зло нам принес, а? Говори, что молчишь?! Что в наших краях забыли?
– Навигатор заглючил. Показал короткую дорогу до ближайшей трассы. Мы даже не знали, что тут деревня! Мы просто мимо ехали! Суки, чтоб вы сдохли все!
Выронив гирю, Малой присел на корточки. Пряча разгоряченное лицо в ладонях, он рыдал так, что сотрясались худые плечи. Козырь кивал, обдумывая его слова, а Виктор, глядя на него, вдруг подумал, что тридцать лет отшельничества не могли не дать о себе знать. И Козырь не замедлил это подтвердить.
– Ну и кто из них навигатор? Или что же, четверо вас было? – Он обеспокоенно потеребил бороду.
Мальчишка не ответил, громко рыдая в рукава куртки.
– Это прибор такой в машине, – попытался объяснить Виктор, но по знаку Козыря три мужика повалили его, уткнув лицом в землю.
– Ты не трепыхайся, и до тебя очередь дойдет, – шепнул ему один из сектантов.
– Путаетесь в показаниях, гражданин хороший, – решил наконец Козырь. – То, гришь, знать не знали, то, гришь, навигатор дорогу показал. Не думаю, что четвертый с вами был, неспроста ж у остальных по трое. Значит, кто-то из этих двоих жмуров навигатор и есть. А поскольку знал, куда ехать, значит, не просто так все. Значит, на Врага рода человеческого работал. Признаешь ли?
Малой поднял зареванное лицо.
– Ну? Признаешь?
– Да пошел ты на хер, гондон старый! – с ненавистью выплюнул Малой. – Все идите, суки!
– Не признает… – с прискорбием вздохнул Козырь. – Айда, братва, взяли!
После этих слов Виктору показалось, что весь мир полетел вперед на ускоренной перемотке. Словно футбольный мяч, катилось по небу равнодушное солнце. Кальянным дымом клубились облака. Малой рвался из рук, верткий как налим. Он орал, плевался и матерился так, что уши вяли, но все же неумолимо приближался к сколоченной из брусьев виселице.
Виктор тоже напрягал мышцы, рвал жилы, пытаясь сбросить этих сумасшедших, потерявших рассудок и Бога людей. Ему почти удалось, но кто-то тяжелый, воняющий потом и куревом, упал на него сверху, оседлал, словно норовистого коня, вмял в колючие, высохшие на солнце травы. На каждом плече Виктора повисло по человеку, кто-то, для верности, обхватил за ноги. Свободной оставалась лишь шея, и Виктор вытягивал ее и, как Малой, орал и плевался, сквозь выбившиеся из хвоста волосы беспомощно наблюдая, как с Божьим именем на устах убивают подростка.
Одинокий голос затянул молитву, но, не поддержанный никем, быстро сдался. Немолодые, но крепкие сектанты без труда доволокли щуплого Малого до виселицы, и та, согнувшись в извечном поклоне, протянула ему умело свитую петлю. Веревку набросили Малому на шею, затянули потуже. Пара мужиков принялась тащить веревку через блок, взметая брыкающееся тело ввысь, в небеса, словно на лифте к самому Создателю.
Зарычав, Виктор, даже с огромным весом на закорках, сумел приподняться, но сразу схлопотал в затылок чем-то твердым. Как в тумане видел он ноги в дорогих ботинках, бестолково пинающие воздух. Видел руки, цепляющиеся за грубую веревку, стискивающую шею, и словно сам задыхался в той петле. Видел суровые, не знающие пощады лица стариков и старух. И отчего-то видел стеклянные глаза Морозова, глядящие на него из груды трупов, приготовленных к сожжению.
– Руки! Руки, етить вашу мать! – заорал Козырь. – Леший, вы на хрена с него цепи сняли, недоумки?! Он же до ночи теперь так барахтаться будет!
– Господи, прости! – пробасил тот, кого назвали Лешим.