Порой люди сами перестают чувствовать себя надзирателями, при виде, как животные радуются их приходу в клетки, тем более с лакомствами в руках. Я помню свои ощущения, когда я выполнял всё то, к чему меня принуждали. В какой-то момент мне давали покушать что-то вкусненькое, и я, несмотря на всю ничтожность ситуации, принимал это за счастье. В заточении всё новое становится для тебя радостью. Если тебя не обливают некоторое время водой, по тебе ползают всякие мухи, ты воняешь собственными выделениями, это неприятно. Издеваются над тобой за то, что ты чего-то не сделал, не довёл дело до конца, конца – которого ты вообще не осознаёшь! Вы знаете, как сложно понять человека, выполнить то, что он от тебя хочет? Он стоит с палкой в руках, на конце пика, орёт и машет ею перед тобой, бьёт по ушам, бокам, ногам. Ты в панике стараешься понять его, но болевой шок настолько силён, что хоть у тебя и огромная голова, но она не срабатывает мгновенно, поэтому месяцами приходится додумывать, догадываться самому, что этот угрёбок от тебя вообще хочет! И когда ты, наконец, стоишь под струёй долгожданной воды, она так радует тебя, ты невольно начинаешь прыгать, счастливый, радостный, довольный слон, даже не замечая, как аплодируют вокруг зеваки. Ведь даже этот, в каком-то смысле интимный, момент выставляют на всеобщее обозрение. Люди вокруг свистят, осматривая твои чистые изгибы. Они получают именно ту, фейковую эмоцию, которую живодёры и спекулянты пытаются в рекламах навязать народу.
Один из слонов, почувствовав моё присутствие, оглянулся, но не подал вида. После чего толкнул хоботом слониху, и они оба двинулись в мою сторону, остановившись, как вкопанные, на полпути. Мне казалось, что я должен подойти к ним ближе, но перегородка не давала мне приблизиться. Наши взгляды встретились. Я был их, они были мои, мы были командой. Мне стало не по себе, и я выбежал из зоопарка на улицу. Отец, наблюдавший за мной издали, побежал следом. Сзади послышался окрик контролёрши, которая сидела на кассе, взимая деньги с посетителей. Тоже, такая низкая, на мой взгляд, работа! Она что-то сказала отцу на немецком или на швейцарском, я не понимал ещё до конца их языка.
– Фредди? Фредди? Постой!
– Да, папа!
– Что с тобой?
– So va bien. Со мной всё в порядке, – ответил я на французском.
– Ты бледный, сыночек, хочешь воды или фанты?
– Да, я бы выпил немного холодной газировки.
– Пойдём внутрь, там есть кафе, выберешь что-нибудь. Скоро начнётся представление морских котиков.
– Хорошо, пойдём.
Мы зашли обратно. Тётка на кассе на ломаном французском принялась успокаивать меня, будучи уверенной в том, что я испугался животных. Она убедительным голосом рассказывала, что в их зоопарке работают профессиональные дрессировщики: «Сто процентов – ничего плохого случиться не может». Я ей поверил, зная эту систему изнутри, пережив всё на своей шкуре.
– Будешь «pommes frites» – картофель фри?
– Нет, пап, я не голоден, спасибо.
Отец принёс мне фанту-лимон, которую я не любил, себе взял пиво. Его лицо было необычайно бледным, и я решил поинтересоваться, что с ним происходит.
– Па?
– Ау.
– Что с тобой?
– Я всё видел, сынок.
– Что видел?
– Я видел, как животные к тебе относятся.
– И как же?
– Я, наверное, схожу с ума.
– Но почему же? Ты же веришь что я слон, правильно?
– Кажется да, я начинаю в это верить.
– Ты говорил раньше, что веришь! Ты меня обманывал?
– Да. Прости. Я надеялся, что это твоё детское воображение.
– Так ты не рад тому, что я слон? Это же намного круче, чем быть алчным человеком. Всё в жизни делать ради денег!