Шиворот-навыворот

"Что ему могут предъявить, кроме поломанной руки Пахома?" — мысленно спросил сам себя Никулин. — Сейчас полиция быстро образумит Пахомова и его дружка. Это вам, ребята, не Россия. Но когда полицейские выводили его самого и его обидчиков, он заметил в толпе сестру. Жанка обычно заходила к нему, возвращаясь с работы. Но, видимо, ее увидел не только он. Пахомовский дружок резко выхватил сестру из толпы и глумливо заявил:

— А это Жанна.

"Кто он? Откуда знает про нас с Жанкой? Мент, что ли? А если и мент, то как на нас вышел? Мы нигде вроде не наследили. Разве что Тамару зазря убрали? Или где еще прокололись?" — Вопросы один за другим выстраивались в голове, но ни на один из них Эдуард Никулин не знал ответа. Оставалось ждать, что ему предъявит полиция Мюнхена, и от этого уже строить свою защиту. Но в комиссариате все пошло наперекосяк. Его оставили в комнате одного, не дав даже повидаться с сестрой. Улыбчивая девушка — полицейский принесла ему кофе со штруделем. Кофе имел гадкий привкус, но что возьмешь с этих чокнутых немцев и их дурацких кофе-машин, зато выпечка оказалась замечательная, свежая и нежная. После еды его склонило в сон, минутный и тревожный, как будто вся жизнь пронеслась. А потом пришел незнакомый полицейский в штатском, рыжий и с конопушками на лице, и принялся задавать вопросы по-русски, заранее предупредив об ответственности. Голова слегка кружилась, и Эдик, не задумываясь, отвечал обо всем, что спрашивал следователь. Он одумался только тогда, когда собственноручно подписал показания. И расписался. И пришел в ужас, так как признался во всех совершенных преступлениях. Начиная с бабки в Рамарском и заканчивая незабвенной Тамарой Тимуровной. Все рассказал и о роли Жанки в этой вендетте. Себя обрек на тюремный срок и сестру подставил. А когда ему следователь сообщил, что не существует никаких ложных показаний и фиктивных алиби и есть еще свидетель, Эдик Никулин завыл утробно и страшно, только сейчас осознав, что поверив россказням бабки Лизы, он пресек шесть человеческих жизней.

Уже дома Лиля попросила у Митяя сигарету и, выйдя на террасу, крепко затянулась. Хотелось побыть одной. Но Арман вызвался отвезти, да так и остался. Хлоя вроде бы занималась Тайкой, но все время крутилась около Пахомова. Иван, единственный, кто согласился обедать, нахваливал стряпню Ирины, а она млела от мужского внимания. Закрыться бы в комнате одной и пореветь вдоволь. Стольким людям эта история жизнь поломала. Даже свекры погибли из-за нее. Лиля втянула горьковатый дым, замерла на секунду. От крепкой пахитоски защипало глаза. Или не в сигарете причина вовсе?

— Дай и мне покурить, мон ами, — подойдя вплотную, попросил Арман и обнял невесту. Она протянула дымящуюся сигарету, и де Анвиль сделал пару затяжек. Так и стояли они, прижавшись, передавая друг к другу таявший окурок.

Вкус табака показался Арману чужим. Более терпким и с неприятной отдушкой. Но что делать, не забирать же из рук Лили эту дурацкую сигаретку? Ему хотелось расспросить ее о первом муже. Правда ли он воровал на станции? Об отце старшей дочери. Сильно ли она любила его и почему вышла замуж за другого? Но интуитивно понимал, что время задавать такие вопросы еще не пришло. И вряд ли настанет. Да и какая разница, кого она любила раньше, если сейчас любит его, Армана, и задыхается от страсти в его объятиях? Так ли важно, чем промышлял покойный супруг Лили, если дедушка де Анвиль в свое время занимался контрабандой антиквариата и этим существенно пополнил семейное состояние? А тетушка Габи, говорят, до свадьбы с Лео де Анвилем путалась с каким-то наркоманом — художником на Монмартре…Все эти семейные секреты надежно спрятаны. И если Лили замешана в чем-то неблаговидном, то кто об этом узнает?

Арман поправил ужасную шубу, едва держащуюся на плечах любимой, и тихонько прошептал:

— Поехали ко мне, mоn реtit сhаtоn. Я излечу твои печали.

Горячий шепот словно обжег. Лиля вздрогнула и так же тихо взмолилась:

— Увези меня, Арман, пожалуйста.

Он, рыкнув, подхватил ее на руки, и, не обращая внимания на свалившуюся шубу, быстро понес в машину.

Витя Пахомов смотрел в окно, как де Анвиль на руках тащит к машине Лильку, а она, крепко обхватив Армана за шею, уткнулась лицом ему в грудь. Проводив взглядом сладкую парочку, Витька вышел на террасу, надеясь глотнуть свежего воздуха. Что-то душило и не давало покоя, будто сознание специально уводило в сторону мелкую, но весьма значимую деталь. Пахомов отмахнулся. Пропади все пропадом. Нужно последовать примеру Армана и, прихватив в постель прекрасную Хлою, попробовать поспать. Он уже почти дошел до двери, как увидел сваленную на полу норковую шубу.

"Непорядок, — внутренне поморщился Витька. — Тоже мне графиня выискалась, придумала норковыми шубами разбрасываться". Он поднял шубейку за мягкий воротник и будто снова увидел погожий зимний день, двор скорняка, куда они вышли покурить, пока тетка заново подшивала подкладку. Иштван затянулся сигаретой и, усмехнувшись, бросил: