- Атаман прав. Нейтралитет казачества Дона кончится после первых же репрессивных мер большевиков. Тогда у нас будет прекрасный шанс вернуть себе Дон и перейти границы области.
Слово вновь взял командующий Добровольческой армии:
- При таком решении невозможно будет продолжить нашу работу. В зимовниках армия будет скоро зажата распустившейся рекой Дон и железной дорогой Царицын — Торговая - Тихорецкая - Батайск. Все железнодорожные узлы и выходы грунтовых дорог будут заняты большевиками. Это лишит армию возможности получать пополнение людьми и предметами снабжения, не говоря уже о том, что пребывание в степи оставит ее в стороне от общего хода событий в России.
Корнилова поддержал Алексеев:
- Хочу высказать свои соображения в пользу мнения командующего армией. Степной район годен только для партизанских действий. Монолитность Добровольческой армии при случае зимовки в задонской степи будет нарушена. Зимовники удалены друг от друга, не обеспечены жильем и топливом. Мы сможем квартировать там только небольшими отрядами.
Корнилов вставил:
— Мы в задонских зимовниках, при всем гостеприимстве там донцов атамана Попова, потеряем к весне стройность и боеспособность армии.
Алексеев продолжил:
— Степной район, кроме немолотого зерна, сена и скота, не даст ничего для удовлетворения нужд армии. Наконец, наивно рассчитывать на то, что большевики оставят нас в покое и не попытаются уничтожить по частям. Это должны понимать даже их прапорщики Сивере и Крыленко, не говоря о бывших генералах, перешедших на службу к Советам.
Корнилова и Алексеева поддержали Романовский и Марков. Последний высказался довольно резковато:
— Я встал в ряды армии добровольцев не для того, чтобы отлеживаться зимой в стоге сена. Я пришел на Дон воевать с большевиками, как все бойцы моего полка...
На военном совете в станице Ольгинской Корнилов настоял на своем решении. Добровольческая армия выступила в поход на столицу казачьей Кубани город Екатерино-дар.
На центральной улице армия построилась полками, батальонами, батареями. Конники спешились. В морозном воздухе раздался далеко слышимый призывный сигнал -звук серебряной Георгиевской трубы:
«На молитву!»
В замерших рядах добровольцы, от седого генерала до юного кадета, сняли фуражки и папахи. В установившейся тишине эхом пронеслось:
«Отче наш....»
Так начался 1-й Кубанский поход Добровольческой армии, получивший в истории Гражданской войны название «Ледяного».
Отправился в свой поход и донской атаман генерал от кавалерии Петр Харитонович Попов. Он соберется к весне в Зимниках с силами и после этого победно совершит конный рейд по станицам Нижнего Дона, в которых была установлена советская власть.
Белоэмигрантские военные историки по-разному оценивают верность решения Корнилова и Алексеева выступить в 1-й Кубанский поход. Так, авторитетный исследователь русского зарубежья, генерал H. Н. Головин считал принятое в станице Ольгинской решение «стратегической ошибкой».
Перед выступлением командующий и верховный руководитель Добровольческой армии предупредил командиров о необходимости соблюдения известного такта в отношении населения Кубани:
- Казачество если не теперь, то в скором будущем станет опорой Белого движения...
- Требую особенно осторожного отношения к станицам и не применять реквизиции...
- Кубанцам надо доносить идеи Белого дела словом и примером, а не угрозой оружия...
Деникин так впоследствии отозвался о требованиях Корнилова и их последствиях:
«...Мера, психологически полезная для будущего, ставила в тупик органы снабжения. Мы просили крова, просили жизненных припасов — за дорогую плату, не могли достать ни за какую цену сапоги и одежду, тогда еще в изобилии имеющихся в станицах, для босых и полуодетых добровольцев; не могли получить достаточно подвод, чтобы вывести из Аксая остатки армейского имущества.
Условия неравные: завтра придут большевики и возьмут все — им отдадут даже последнее беспрекословно, с проклятиями в душе и с униженными поклонами.
Скоро на этой почве началось прискорбное явление армейского быта - «самоснабжение». Для устранения или, по крайней мере, смягчения его последствий командование вынуждено было перейти к приказам и платным реквизициям...»
Из Ольгинской Добровольческая армия выступила в направлении на станицу Егорлицкую. До нее было 88 верст. Генерал Алексеев сначала бодро шел в голове походной колонны, опираясь на палку. Но годы давали себя знать, как и запущенная болезнь почек с ее тяжелыми приступами.
Когда Алексеев почувствовал себя плохо, адъютант настоял на том, чтобы тот сел на повозку:
- Ваше превосходительство, прошу от имени Лавра Георгиевича отдать мне ваш карабин и сесть на сани. Будьте любезны, не упорствуйте.
- Спасибо за заботу, Алексей. Придется выполнить приказание. Мне действительно сегодня дурственно.
- Устраивайтесь поудобнее, Михаил Васильевич. Сейчас я найду вам хоть немного сена...
Шедший много верст рядом с санями Деникин, подбадривал своего старшего товарища:
- Михаил Васильевич, крепитесь, дорогой. Скоро пойдут кубанские станицы, там вы отдохнете, подлечитесь немного...