Шишков

2 ноября 1939 года он выехал в Ялту, в Дом творчества. Клавдия Михайловна рассказывает, что жили они там хорошо, но не долго, тянуло домой. «Вот приехал домой, — говорил Вячеслав Яковлевич, — и чувствую себя чудесно. Что может быть лучше Пушкина с его парками. Никакие Дома творчества не могут заменить мне моего рабочего кабинета. Свой кабинет и близкие люди-человеки — это для писателя главнейшее».

Вот что пишет Вячеслав Яковлевич из санатория ученых (Гаспра): «…Я лодырь, лежебока, Обломов, лень, как желчь, разлилась по всей моей душе, о Пугачеве вспоминаю изредка и, вспомнив, всякий раз вздыхаю: — И надо бы, а ленища одолевает, как монаха блудные видения».

И на отдыхе и дома Вячеслав Яковлевич много читал. Очень ему нравился «Тихий Дон». С Михаилом Александровичем Шолоховым Шишков не был знаком. Но однажды в Москве на каком-то собрании писателей в 1943 или 1944 году в перерыве Вячеслав Яковлевич вышел покурить. Вдруг к нему подходит военный человек со стулом и предлагает сесть. Вячеслав Яковлевич благодарит и только через некоторое время узнает, что это Шолохов.

Придя домой, Вячеслав Яковлевич рассказывал о встрече Клавдии Михайловне. «Жаль, я не знал, что это Шолохов, я сказал бы ему — это я должен был ему предложить стул, хотя я и старик».

Так высоко ценил Вячеслав Яковлевич его произведения.

Тяжкая беда и светлая радость

Ничто, казалось, не предвещало беду. 1941 год начался для Вячеслава Шишкова, как и для всех советских людей, новыми заботами, новыми трудами. В переписке с друзьями Шишков по-прежнему обсуждает своего «Пугачева». В письме брату Алексею он сообщает, что первая книга романа должна выйти в первом квартале этого года. Письмо бодрое, наполненное заботой о своем родственнике, добрыми братскими советами. «Новый год, — пишет Шишков, — мы встречали хорошо, в семье баса Мариинского театра Фрейдкова, прогостили там до 7 часов и пошли пешочком к Раиньке [25]на Екатерининский канал возле Казанского собора. Жили мы у нее трое суток. Сходили в Михайловский театр на „Черевички“ и на „Ашик-Кериба“ (балет)…»

В середине апреля Вячеслав Яковлевич уже в Ялтинском Доме творчества продолжал работу над второй книгой «Емельяна Пугачева». По свидетельству В. Бахметьева, Шишков скучал, ждал задержавшуюся в Пушкине Клавдию Михайловну. Зато не скучно было его друзьям. Нет-нет да расскажет Шишков смешную историю про царева садовника или же прочтет новый «шутейный» рассказ, а то вспомнит что-нибудь про Емельяна Пугачева да про Ивана Грозного: «Разные у них карьеры, а судьба одна, что у Емельяна, то и у Ивана: обоих усердные летописцы так залапали, так расчесали, что и не признать. Раскопками приходится заниматься».

«Обсуждая прослушанное, мы незаметно из далекой эпохи собирателя Руси переходим к нашему славному настоящему, а затем и к той грозной мировой обстановке, в которой находилась наша Родина. Пожарище уже пожирал Европу.

— Эх, времечко! — со вздохом говорил Вячеслав Яковлевич. — Завидно мировым разбойникам на наш советский дом взирать: того и жди, что вломятся…

Потом снова Вячеслав Яковлевич рассказывал что-нибудь смешное и отвлекающее от неприятных мыслей… Но все же продолжала тревожить обстановка. Работалось уже не так, как прежде, экскурсии в горы его тоже мало интересовали. Он торопился в Ленинград.

— Не знаю, как другие, — говорил Шишков, — а я так: коль по соседству горит — торопись в свой дом… Неровен час и на него полымя-то переметнется…»

Через двадцать дней после этих слов пламя войны действительно переметнулось на Советский Союз. Вячеслав Яковлевич услышал об этом на своей обычной прогулке в Пушкине. «Домой он возвратился весьма опечаленным и расстроенным, — рассказывает Клавдия Михайловна, — больше обычного курил, без надобности ходил по террасе и комнатам. В этот день к нам много приезжало друзей из Ленинграда. Все беседы и разговоры, разумеется, велись о случившейся беде, о вероломном нападении гитлеровской Германии на нашу Родину. Теперь уже Вячеслав Яковлевич старался держаться спокойно, и эта его обычная манера хорошо действовала на других…»

Война через некоторое время придвинулась вплотную к дому Вячеслава Шишкова. Начались воздушные тревоги. Появились вражеские самолеты. На Пушкин полетели бомбы. Приходилось на время оставлять мирную и спокойную квартиру и прятаться в щели. Оставлен был временно в «покое» и «Емельян Пугачев». Иные мысли, иные чувства теперь тревожили писателя. Вячеслав Яковлевич пишет статьи для газет, спешно работает над брошюрой «Слава русского оружия». Его познания исторического материала о Семилетней войне, о партизанском движении 1812 года понадобились в тяжелые годы войны. Вслед за первой брошюрой Вячеслав Яковлевич пишет очерки «Партизан Денис Давыдов», «Партизаны Отечественной войны 1812 года» и другие.