Единственным реальным препятствием на его пути было британское общественное мнение. Четыре года назад Тори попали во власть на досрочных выборах, в которых при пятидесяти пяти процентов голосов они получили девяносто один процент мест в Палате общин. Теперь британский народ самостоятельно организовал и провёл опрос одиннадцати с половиной миллионов участвовавших. Они проголосовали что-то вроде тридцати к одному в пользу пребывания в Лиге. Они проголосовали тринадцать к одному в пользу запрета на производство и продажу вооружений для частной прибыли. Вообразите чувства Робби Бэдда, когда он открыл газету и прочитал этот пункт новостей! Имея перед глазами африканскую авантюру Муссолини, на вопросы этого опроса, надо ли останавливать агрессора экономическими и невоенными мерами, участвовавшие в опросе ответили Да в пропорции пятнадцать к одному. А за противодействие агрессору военными мерами пропорция была около трёх к одному. При таких результатах голосования Муссолини довел до конца свои планы марша на Абиссинию. И что могла с этим сделать Лига Наций? Что правительство тори Великобритании собирается делать с этим?
Вскоре после прибытия в Шор Эйкрс, Ланни получил послание от Труди Шульц, направленное из Бьенвеню. Дубликат того, что он мог бы почти пропустить в Берлине. После этого пару месяцев ничего не было. Он должен был приучить себя относиться особым образом к этим людям, которые были «собственностью смерти». Их владелец, возможно, уже призвал их к себе или они могли быть на пути к нему, следуя по маршруту темниц и концентрационных лагерей. Письмо может прийти, а может и не прийти. И нечего пока бояться или беспокоиться.
Письмо пришло в середине июля. Настоящее письмо, самое длинное, какое он когда-либо получал от Труди: «Я очень занят, иллюстрирую произведение художественной литературы о времени императора Диоклетиана. Героиня является преследуемой христианкой, которая должна бежать. Там есть несколько сцен с энергичными действиями, и они представляют трудность для меня, потому что, как вы знаете, мои рисунки до сих пор были натюрмортом. Я очень ценю ваше мнение о моей работе и надеюсь, что вы посетите Берлин. Я собираюсь переезжать, и не уверен в своём адресе, но свяжусь с вами, когда услышу о вашем прибытии. Это удобно потому, что вы известный человек, чьи приезды и отъезды освещаются в прессе. Кстати, мой религиозный друг заболел и в течение некоторого времени был прикован к постели, я не знаю, что с ним случилось. Он не рассказывает о своей болезни. Надеясь, что у вас и у вашей семьи всё хорошо, и картинный бизнес процветает, остаюсь, с уважением, Корнмалер».
Ланни не нужно было тратить много усилий на интерпретацию этого сложного иносказания. Труди разыскивает гестапо, и она находится в бегах. Она не могла дать адреса, но хотела, чтобы он приехал в Берлин и нашел способ объявить о себе и своем картинном бизнесе в газетах. Тогда она свяжется с ним. Религиозный друг, конечно, был Монк, и она говорит о трагической новости, что он в концлагере, но не выдает своих друзей.
Это были действительно серьезные новости для внука Бэддов. Может быть, человек еще не говорил, но он может заговорить завтра. И его первым заявлением будет, что деньги на преступную деятельность его группы были предоставлены американским плейбоем, который выдает себя за друга генерала гестапо, и действительно, получал деньги, выступая в качестве брокера по искусству для нациста номер два в стране. Это вызовет неподдельный интерес тайной государственной полиции. И что они будут делать с этим? Об ответе на этот вопрос не надо много думать.
Любитель искусства с развитым воображением мог часами особенно в предрассветные часы утром представлять сцены с жирным генералом и с исполняющим обязанности главы его гестапо, бывшим школьным учителем по имени Гиммлер, которому удалось стать самым страшным человеком на континенте Европы. Первая мысль Ланни была: «Это вынуждает меня ехать в Германию!»
Но очень скоро он пришёл ко второй мысли. Труди была не обязана рассказывать ему о Монке. Она рискнула, делая это. Зачем? Очевидно, что для того, чтобы быть честной. Она предупреждала: «Опасность большая, может быть, вы не захотите приехать». И какой он должен дать ответ? Должен ли он сказать: «Опасность слишком велика, и я отказываюсь?» Если он так скажет, что Труди подумает о нем? Что он подумает о себе? За последние полгода он поддерживал своё самоуважение тем, что он делал то, что на самом деле что-то стоит. Рик больше не считал его лентяем и паразитом. Должен ли он теперь сказать: «Работа стала слишком рискованной, и я должен был её бросить»? Или он просто промолчит, и пусть Рик продолжает думать о нем то, на что он не осмелился?