Широки врата

«Кроме того», — добавил он, — «я надеюсь, что вы позволите мне видеть вас изредка, когда я буду бывать в Париже. Я совершенно уверен, что за мной не следят, а вы можете легко проверить, следят ли за вами. Мы можем встречаться на этом углу, как мы сделали это сегодня, а я могу отвезти вас в другую часть Франции, где никто не проявит ни малейшего интереса к нам. Вы не можете все время работать, а если попытаетесь, то от этого будет страдать ваша работа. По крайней мере, я могу делать то, что я надеюсь сделать в этот вечер, найти тихое auberge и убедиться, что вы нормально поедите. Позволит ли ваша совесть такое баловство?»

«Ланни», — сказала она, — «я не аскет, но просто, когда я думаю о том, что происходит с нашими товарищами, то еда сдавливает мне горло».

— Знаю, моя дорогая, я имел такое ощущение много раз. Но мы здесь, в этой старой измученной Европе, и там никогда не было ни часа с тех пор, как я родился, когда по этой причине мне не нужно было бы голодать. Я вдруг осознал это в конце июля 1914 года. В начале моей жизни я должен был выработать философию, которая позволила бы мне есть, спать и даже играть на фортепиано. Жестокость и страдания не закончатся в течение нашей жизни, и это часть мудрости, чтобы взять за правило, никогда не расходовать больше энергии в один день, чем можно восстановить в течение одной ночи. Так что теперь пойдем и найдём наше auberge, и я расскажу вам, как вести себя с Мадам Зыжински, если вы собираетесь получить какие-либо значительные результаты.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ И какая нам забота [117]

I

Бьюти Бэдд не могла больше выдержать ожидания. Она телеграфировала, что приедет, и на следующее утро была здесь. Она появилась в отеле сына, полная странных воспоминаний об отеле, и даже не останавливаясь, чтобы снять шляпу и пальто, приступила к его обработке. — «Теперь, Ланни, ради Бога расскажи мне, что случилось!» Он репетировал эту сцену в уме. Зная ее так хорошо, что был в состоянии сказать все ей, как самому себе. Теперь, терпеливо и ласково он рассказал матери, что он и Ирма поняли, как их раздражают мнения друг друга, и как им скучно с друзьями друг друга. Они, наконец, решили, что не было никакого смысла продолжать всё это.

«Скажи мне», — настаивала она, — «что ты сделал Ирме в Германии?»

— Ничего другого, чем где-либо еще. Это та же старая история. Я хотел встретиться со своими друзьями –

— Друзья мужчины или женщины?

Он ожидал этого, и у него был готов юмористический ответ. — «И те, и другие, чтобы там их было как можно больше».

— Не глупи, я не могу поверить, чтобы Ирме был интересен любой другой мужчина. Я знаю, что там должна быть какая-то женщина. Скажи мне, это что молодая немецкая художница, чьи работы тебя так заинтересовали?

Это его удивило. Он не представлял себе, что она держала в памяти все его дела. Но Бьюти Бэдд был такой. Её никто никогда не убедит, что любой мужчина может заинтересоваться эскизами любой женщины. Или поэзией, или музыкой, или идеями, или чем-либо ещё любой женщины. Женщины существовали только для одной цели, которой мужчины были всегда обеспокоены, и каждая женщина в своем сердце понимает это, независимо от того, как сильно она может пытаться обмануть себя.

Ланни должен был собраться в малые доли секунды. Он вполне серьезно заявил: «Прости, дорогая, если ты хочешь продолжать эту линию, то я не собираюсь обсуждать это. Я думаю, что ты смогла бы обсудить это с кем-то еще, кто хочет обрушить на нас сплетни».

Слезы закапали из её глаз. Он знал, что они должны были появиться рано или поздно. Пусть она выплачется, прежде чем всё это закончится. И это было бы лучше, пока они были одни, и ей не придется беспокоиться о своём макияже.

«Я знаю, какое горькое разочарование это должно доставить тебе», — более мягко продолжил он. «Ты просто должна понять, что в этом ты не сможешь помочь. Ирма и я знаем друг друга и всё тщательно продумали. Она будет жить в Шор Эйкрс, а я собираюсь жить здесь и там, как и прежде. Мы договорились, что мы не собираемся поднимать какой-либо ажиотаж, и в этом я надеюсь получить помощь своей матери. Когда люди спросят об этом, надо просто ответить, что ей, кажется, нравится Лонг-Айленд, а мне, кажется, нравится Европа, ничего не поделаешь, так-то вот».

— Ланни, там появится другой мужчина, и ты потеряешь ее.

— Я надеюсь, что кто бы он ни был, он будет в состоянии сделать ее счастливой. Я понял, что нет счастья в любви, где люди отличаются в своих основных убеждений, так полностью, как Ирма и я.

— Ты её окончательно бросил, а дальше?

— Это именно она меня бросила, а я согласился с ее решением, потому что не смог иначе.

— А ты не собираешься увидеть ее снова?

— Я, вероятно, увижу ее, потому что она является матерью моего ребенка, и я, конечно, не намерен отказываться от ребенка.

— А что о моей внучке?