Боевые машины хорошо противостоят воздействию ударной волны (рис. 3.66), поэтому после изучения стойкости бронетехники различных классов, с учетом последствий заражения местности продуктами деления и разрушений от мощных ударных волн, основным поражающим фактором решили сделать нейтроны.
По расчетам, для борьбы с танками и другими хорошо защищенными целями, нейтронный заряд с энерговыделением в 1 кт в 60 раз более эффективен, чем залп всех неядерных огневых средств бронетанковой дивизии (а это — около 800 тонн боеприпасов)!
Рассчитывая остановить навал «брони», в штабах НАТО разработали концепцию «борьбы со вторыми эшелонами», стремясь отнести подальше рубеж применения нейтронного оружия по противнику. Основной задачей бронетанковых войск является развитие успеха на оперативную глубину, после того как их бросят в брешь, пробитую в обороне, например, ядерным ударом большой мощности. В этот момент применять двухфазные боеприпасы уже поздновато: особенности радиационных поражений таковы, что даже получившие абсолютно смертельную дозу в тысячи бэр экипажи танков оставались бы боеспособными в течение нескольких часов. За это время подвижные, хорошо вооруженные и защищенные броней машины успели бы сделать многое. Поэтому такие удары планировались по выжидательным районам, где изготавливались к введению в прорыв основные массы бронетехники: за время марша к линии фронта должны были проявиться последствия облучения экипажей.
На долю термоядерных реакций в нейтронном заряде W70, приходилось 60 % энерговыделения, а гаубичные снаряды ХМ-753 могли применяться и с «холостыми» ампулами — как однофазные, класса мощности «Эй» [72].
…В повествованиях об оружии других видов о провалах упоминалось, так что умалчивать о том же в настоящей главе — неэтично, возможны упреки.
Были среди них не только неудачи с неядерным «зажиганием» синтеза. На фотографии рис. 3.67 слева запечатлен процесс, навевающий траурные ассоциации: разделка на лом. На переднем плане — корпуса бомб Мк-2, для которых разрабатывался заряд ствольного типа: на значительной длине корпус бомбы тонок (там, без всяких излишеств, размещен только ствол), а головная часть утолщена (там — место замедлителя и основной массы делящегося вещества). Очевидно, что готовилось производство не одного и не двух образцов и наверняка выпущены были не только корпуса, но Мк-2 не повезло в том отношении, что делящимся веществом ее заряда был выбран плутоний. Позже выяснилось, что плутоний обладает значительным собственным нейтронным фоном, на два порядка превышающим таковой U235 (нейтроны испускаются как им самим, так и сопутствующими ему, при «реакторном» получении, примесями). Но повышенный нейтронный фон весьма нежелателен, поскольку вместо ядерного взрываиз-за него может произойти «хлопок», а ствольная схема такую вероятность умножает: по сравнению с имплозией сближение масс делящегося вещества происходит в этом случае значительно медленнее (вспомним о трудностях достижения сверхвысоких скоростей снарядов в орудийных стволах). Поэтому, когда читаешь в книге Ричарда Родса «Черное солнце» воспоминания оружейников-ядерщиков: «Уверенность в правильности всех расчетов и в том, то „Малыш“ (с зарядом ствольной схемы) сработает, была столь велика, что эту бомбу было решено не испытывать на полигоне, а рекомендовать сразу к боевому применению…»— невольно хочется посоветовать: "Albo lapillo diem notare [73]"— ведь в 1945-м, не обладая информацией о собственном нейтронном фоне плутония, «ствольного» первенца вполне могли бы решить снарядить им, а не U235.
Но такой конфуз все же выглядит мелочевкой на фоне проектов масштабных, можно сказать — вселенских, вроде ядерного ракетного двигателя. Не такого, в котором рабочее тело — вода или воздух — нагреваются в реакторе и создают движущую морской или воздушный объект силу, а такого, который пинает то, на чем он установлен, ядерными взрывами (рис. 3.68).