Шёлковый шнурок

— Что? — подскочил Порадовский. — У тебя есть доказательства?

— Я сам — доказательство тому, панове! — напыщенно заявил Многогрешный. — Своими ушами слышал, как Палий болтал с казаками, а те, разинув рты, как дурни, слушали его…

Порадовский радостно потёр руки.

— Гм, это важная весть! Значит, Палий — изменник, и его нужно немедля арестовать!

— Без приказа пана Яблоновского? — засомневался Монтковский.

— У меня есть такой приказ! Касающийся не лично Палия, а всех, кто так или иначе выступает против короны! В данном случае есть доказательства измены полковника Палия…

— Об этом я и говорю, — обрадовался Многогрешный. — Палий — опасная личность. Уверен, что гетман Яблоновский отдаст его под суд. А я готов свидетельствовать против него… Тем более, панове, что мне давно хотелось перейти на службу к пану Яблоновскому… При возможности замолвите за меня словечко, как за верного слугу.

— Замолвим, — согласился Порадовский. — Пан Яблоновский щедро платит преданным людям… Но слова — лишь слова, пан Многогрешный. Для того чтобы я поручился за тебя перед самим коронным гетманом, нужны дела!

— Какие?

— Ты поможешь мне арестовать Палия.

— Побойся бога, пан! — воскликнул удивлённый Монтковский. — К Палию благосклонно относится сам король!

— Король пока не знает о его истинных намерениях! — отрубил Порадовский. — Дело решённое, Палия арестуем! Но как?

— Тихо, без шума, — ответил Многогрешный. — Можете целиком положиться на мою ловкость.

4

Документы, заготовленные Ненко, оказались весьма кстати. Без серьёзных препятствий Арсену и Златке под видом янычарского чорбаджия с подчинённым удалось добраться до Болгарии, а затем, переодевшись на перевале Вратник, в межгорья Старой Планины.

Погостив у воеводы Младена в его гайдуцком краю и дождавшись приезда Ненко к отцу, Арсен со Златкой тронулись в путь, на Украину.

В Белой Церкви, где они решили отдохнуть с ночёвкой, неожиданно узнали об аресте Палия. Хотя кони, да и сами они — особенно Златка — нуждались в более длительном отдыхе, Арсен без колебаний сказал:

— Поехали, милая! Здесь недалеко — тридцать вёрст… Как раз к утру будем дома.

Златка не перечила Арсену, понимая, что речь идёт о важном деле. Быстро собравшись, они двинулись на север.

В Фастов прибыли, как и думал Арсен, к завтраку.

Весна приукрасила, убрала зеленью и цветами разоренный войнами и лихолетьем город. Шумели на фастовской горе, возле крепости, молодые яворы, седыми облаками нависли над серебристой Унавой ветвистые вербы.

Вот наконец подъехали они к приземистой хатке, где жили мать с дедом. Ещё с дороги Арсен заметил во дворе осёдланных лошадей. Сердце его тревожно забилось. Кто бы это мог быть?

Когда открыл ворота и помог Златке слезть с коня, услышал топот ног и радостные восклицания:

— Арсен! Златка!

— Родные наши!

— Слава богу! — послышался голос матери. — Живы!

— Слава аллаху! — вторил ей Якуб.

В хате оказалось полно людей: Арсен и Златка переходили из объятий в объятия.

— Яцько? Неужели ты, парень? — не поверил своим глазам Арсен, здороваясь с русоголовым двадцатилетним парубком в бурсацкой одежде. — Ну, как наука — не идёт без дрюка? Иль закончил уже школу?

— Да, закончил и… домой, — смутился Яцько. — То есть к тебе, Арсен, потому как мне, сам знаешь, больше некуда… Собирались мы с Семашко приехать через неделю — хотелось на воле побродить по Киеву, да узнали про арест батьки Семена и примчались…

— Куда же тебе ехать ещё, братик мой дорогой? Конечно, ко мне! — обнял его Арсен. — Теперь нас у матери трое — Стёха, я и ты!

— Холера ясная! А про меня забыл? Я четвёртый, ведь тоже родной неньки не имею! — И Спыхальский чмокнул сначала Златку, а потом Арсена.

Кроме родных — матери, дедушки Оноприя, Стёхи, — Романа и Якуба, навсегда оставшегося в семье Звенигор, Яцько и Спыхальского, здесь были Метелица и Зинка, которые последними, но не менее пылко поздоровались с прибывшими.

Звенигориха пригласила всех к столу.

После завтрака Спыхальский, на удивление молчаливый в течение оживлённой трапезы, взял Арсена и Романа под руки.

— Друзья, прибыл я из Львова не только для того, чтоб повидаться с вами. Есть дело более важное… Не пройтись ли нам, Панове, на леваду и там, над Унавой, в затишье поговорить? Пускай тут жинки прибирают, а мы малость проветримся…

С этими словами он потянул мужчин из хаты. Вскоре их нагнали Метелица и Яцько.

Под ближайшими вербами стали в кружок. Солнце уже высушило росу, и в воздухе струились медвяные запахи первых луговых цветов, гудели шмели и пчелы. От Унавы долетали гогот гусей и кряканье уток, а из леса, тёмной стеной высившегося на другой стороне, неслось далёкое, грустное кукование кукушки — ку-ку, ку-ку…

Когда кукушка замолкла, Арсен сказал:

— Друзья мои, у всех у нас сейчас одна мысль — про батьку Семена… про Палия… Кто больше других знает, тот пусть и расскажет. Ты, Мартын, хотел что-то поведать?

— И вправду, панство, я могу вам сказать, где Палий… Як бога кохам, могу!

— Ты знаешь, где Палий? — воскликнул Арсен. — Откуда?

— Из первых рук, как говорят…

— Начинай же! — нетерпеливо перебил его Звенигора. — Не тяни!