Шестеро против Темного

Зеленые «дрели» перенесли свое внимание на названных данами. Как успела догадаться компания, Перн именовал так тех, кого считал магами. Лукас ответил даме легким кивком и любезно отметил:

– Как раз об этом мы собирались поговорить с достопочтенным старостой Перном в трактире. Он великодушно обещал угостить нас пивом и окороком. Не сочтете ли вы возможным принять наше приглашение присоединиться к трапезе? В помещении вести беседу куда удобнее, нежели посреди улицы, даже украшенной столь прелестными цветами.

– Пиво… холодненькое… – Рыцарь мечтательно облизнул пересохшие губы и бросил на Минтану почти умоляющий взгляд.

Надменная дама, хорошо знакомая со слабостями своего спутника, выразила согласие с предложением Лукаса едва уловимым кивком головы и сошла с лошадки. В ту же секунду спешился и рыцарь. Приняв у Минтаны поводья, он отвел животных к коновязи. А староста забарабанил тяжелым, что твоя кувалда, кулаком в дверь трактира:

– Коут! Открывай! Эй! Отпирай же, Темный тебя побери!

– Тятька открывать не велел, хрялки, сказал, идут, – пробасили из-за двери два очень похожих голоса.

– Нету больше хрялков и мордодрала нету, – рявкнул в ответ Перн во всю мощь легких. Стало быть не только жухаться перед бабами умел. – Открывайте двери, Донд, Тильда! Да поживей, спасителей наших с голоду-жажды уморите у порога!

– Раз нету, тогда конечно, – снова прогудели из-за двери не голоса, а два колокола, родня тому, что у Царь-пушки, послышался какой-то скрип, грохот, пыхтение, будто двигали что-то очень тяжелое и громоздкое. Основательно забаррикадированная дверь распахнулась.

Эсгал только покачал головой, уясняя, что к ней были придвинуты громадный стол со столешницей в шесть пальцев толщиной и ножками, которым впору поддерживать небесный свод вместо атлантов, а также три лавки аналогичной конструкции. Спутник Минтаны одобрительно хмыкнул, оценивая заграждение, и побарабанил удивительно гибкими пальцами по ножнам меча.

– Батька-то где? – строго обратился Перн с вопросом к двум обнаружившимся внутри субъектам: тощему, маленькому парнишке и рослой крутобедрой грудастой девахе на полторы головы выше брата.

– В погребе, – пробасила девица, нервно наматывая на руку толстую косу и покачивая во второй тяжелую чугунную сковороду. Словам кузнеца она почти поверила, но оружье свое все равно пока отложить не спешила.

– Пиво прячет, – подтвердил таким же низким голосом парнишка и, шмыгнув носом, просительно протянул: – Только вы, дядя Перн, сами ему про мордодрала и хрялков скажите, нам-то, боюсь, он ни в жисть не поверит! Испужался слишком!

– Лады, – кивнул староста, откинул полосатую дерюжку дорожки и, играючи сдвинув родного брата стола, трудившегося на охране дверей, подцепил люк погреба у стойки. Отбросив крышку, Перн не полез внутрь, а лишь заорал, уклонившись от просвистевшей мимо его уха тяжелой глиняной кружки:

– Коут, вылезай, данам, спасителям Луговины, пивка поставь, да на стол собери!

– Ты что ль, Перн? – донесся снизу недоверчивый голос уже знакомого компании гулкого тембра.

– Нет, – рыкнул староста, точно медведь, начиная сердиться, – мордодрал над тобой изгаляется, вместо того чтоб глазищи выдирать! Вылазь сейчас же, а то стол назад задвину и сиди там до следующего поворота колеса!

– Не задвинешь, – весело возразил Коут, – пиво-то у меня, да и жратва тоже!

– Папань, это и правда Перн, а с ним даны: леди, пара спутников и защитник, – вступилась Тильда, доложив обстановку по существу. – Вылазь, папань!

– Ну… коли так, – послышалось раздумчивое пыхтение, и над полом показалась почти лысая голова с лукаво прищуренными карими глазками, утонувшими в гусиных лапках морщинок. Повертев ею по сторонам для проверки, Коут проворно выбрался из люка и, подбоченившись, принялся властно командовать своей маленькой армией:

– Тильда, марш в погреб, курочки холодной, колбасок, окорока гостям на стол мечи, Донд, пива темного из той бочки, что с клеймом Тарима, нацеди три кувшина!

– Да, папаня, – откликнулись дети и скатились в подвал, куда попрятал всю снедь и питие в ожидании нашествия темной нежити запасливый трактирщик.

А такой же худощавый, верткий и махонький, как его сын, Коут весело прогудел:

– Присаживайтесь, гости дорогие, прошу вас, вон к окошечку, самое лучше место у меня в зале, и светлое и удобное, и стол со стульями, а не лавками какими-нибудь!

«Интересно, как в него такой голос помещается?» – риторически полюбопытствовал Рэнд, заинтригованный несоответствием между тембром и телосложением.

«А что в Коута и Донда не поместилось, то Тильда за ними влегкую таскает», – находчиво предложила «рациональную» разгадку Элька, с оторопью взирающая на девицу, одной своей фигурой доказывавшую, что великаны существуют и не только существуют, но и способны скрещиваться с людьми.

– И почему он Большой Коут? – озадачился еще одним вопросиком Фин.