От ощущения сопричастности и единства сердце сладко защемило, а на глазах выступили слезы, отчего и без того мутный, мир окончательно потемнел, растекся мутным пятном. Ступени закончились, обозначившись тихим звоном, промелькнули врата, исчезли в сером мареве. Деревня отодвинулась, стало заметно темнее, под ногами зашуршали камушки и скрученные пластины листьев.
Живой поток по-прежнему плотно облегает со всех сторон, но движение ощутимо замедлилось, выкрики все реже, голоса притихли, а то и вовсе сошли на нет, из могучего рева сойдя на шепот. В глазах все меньше уверенности, лица бледнее, а головы все чаще поворачиваются назад, отыскивая в мутной дали смазанные контуры деревни. То один, то другой пещерник вдруг останавливаются, долго поправляют одежду, или с подчеркнутым тщанием вытряхивают из сапог камушки, однако уже не догоняют, исчезают во тьме. Порой, от общей массы отделяются целые группки, поспешно уходят, унося под руки впавшего в беспамятство товарища.
Когда впереди из тьмы выступила арка прохода, Шестерня обернулся, с удивлением узрев, что от покинувшей деревню толпы осталось всего пяток человек, да и те полны тревоги, то и дело поглядывают назад, а, ощутив на себе внимательный взгляд, с неловкостью опускают глаза, ковыряют ногами землю.
Шестерня обвел взглядом спутников, сказал бодро:
- Ну что, дошли. Всего и осталось - осмотреться.
- Можно и осмотреться, да только побыстрее, - произнес один из спутников, взлохмаченный мужик с бегающими глазами.
Его поддержали, заговорили скороговоркой:
- Давай, не зевай!
- И то верно, чего ноги топтать?
- Быстрее управимся - быстрей вернемся.
Шестерня покачал головой, сказал с усмешкой:
- Кто ж к работе подходит наспех? К работе надо с чувством, с толком, с пониманием. Да и куда торопиться? Вон тут как хорошо, тихо, уютно, да и воздух свежий. Сейчас пройдемся, осмотримся. Я вот думаю надо б еще по тропе углубиться, породу посмотреть, размеры снять на глазок.
В бледном отсвете фонаря лица спутников понимающе кивают, губы растягиваются в приветливых улыбках, а в глазах, глубоко упрятанное, залегло одобрение. Затрапезник затрапезнику друг товарищ и брат, всегда поймет, всегда одобрит. Да и как не понять, если все одного корня - Прародителя потомки. А любой пещерник, в отличие от всяких там вершинников да людей, в работе знает толк. Если работа хороша - ни голод, ни холод не помеха, а уже если хороша оплата, то не помеха вообще ничего, пусть это твари с иглами вместо шерсти, или скачущие в потемках мертвяки!
Благодарно улыбнувшись, Шестерня отвернулся от спутников, нацелился взглядом на арку. Ничего сверхъестественного, обычная промоина в породе, каких перевидал сотни, если не тысячи. Лишь немного оббита по краям, для придания формы, но, и не приглядываясь, видно - мастер торопился: края срезаны неровно, даже под слоем пыли и налета заметны следы зубила, кое-где камень змеится трещинами - следами неловких ударов. Не работа - одно название. Еще бы глянуть, что там дальше...
Подхватив поставленный кем-то на земле фонарь, Шестерня шагнул в проход. Заплывшие натеками стены, россыпь мелких сталактитов над головой, крошево камня под ногами. Даже хорошо, что большая часть сопровождающих вернулись в деревню. Здесь, в узком пространстве, куда бы они разместились, страждущие идти с новым знакомым бок о бок, плечо в плечо? Остались лишь понимающие, что идут в отдаленье, любуясь работой мастера, те, что понимают важность работы, опасаясь толкнуть, сбить с мысли неуместным словом, помешать неловким жестом или случайным шумом. Понимают настолько хорошо, что даже идут бесшумно - ни шороха, ни скрипа.
Удивленный подобным тщанием, столь редким в обыденной жизни, Шестерня повернул голову и застыл. Позади пусто, ни тени, ни силуэта. Глаз не тревожат всполохи фонарей, а слух не улавливает звуков, ни шороха, ни говорка, лишь вязкая неприятная тишина. Шестерня открыл и закрыл рот. Вот так помощники... И это после участливых взглядов и дружеских слов, после стольких выпитых вместе чарок! Да как они посмели?! Или, щедрые на дружеские признания и клятвы верности, местные умолчали о чем-то другом, важном, о чем не принято говорить с чужестранцами? Что бродит в глубинах бесконечных троп, какие твари затаились в чреве камня, готовые вонзить в забредшего путника острые зубы, выпит живительные соки, оставив лишь пустую, увядшую оболочку? Может где-то здесь, поблизости, расположен вход в схрон? Или, это и есть схрон, куда, под видом тропы, его затащили проклятые пропойцы? Старые могилы, замшелые костяки, скребущие по камню когти...