Шесть цифр

— Мы сможем, — уверенно произнес юноша. — Вот только Гермионе, наверное, зелье надо будет…

— Там страшно? — соотнеся название и понятие Катастрофы, девушка почувствовала, что у нее похолодели ноги.

— Очень… — тихо ответил неслышно подошедший Леви. — Мы пойдем с вами.

— А я тоже хочу! — Луна понимала, что взрослые волнуются не зря, поэтому надеялась поддержать сестренку.

— И ты тоже пойдешь, — улыбнулась Рахель.

Этой ночью спалось плохо. Всем членам семьи спалось очень плохо. Полночи провел без сна Леви, глядя в ночное небо и о чем-то думая, десять раз вставала к детям Рахель — гладя и успокаивая плачущих во сне старших. Все никак не могла уснуть Луна. В эту ночь пришел лагерь, но он был пуст. Не было ни ауфзеерок, ни эсэс, ни бешено рвущихся с поводка собак. Не было вагонов на станции, толпы обреченных людей у «красного дома», не дымили трубы крематория. Ворота стояли раскрытыми, и лишь пепел в ямах напоминал о том, каким страшным местом был лагерь. Гермиона и Гарри во сне ходили по пустым баракам, глядя на то, что больше здесь никого не мучают и не убивают… Они шли и плакали, а губы обоих шевелились, поминая всех тех, кого унес Аушвиц.

***

Яд ва-Шем. Мемориал, в котором бьется, подобно последнему крику узника, память о тех, кто обрел свободу в печах крематория. Необычайно серьезные школьники выгрузились из автобуса. Сначала увидев серый треугольник, Гермиона даже не подумала о том, что видит мемориал с торца, но потом, ступая по камням галереи девушка вдруг почувствовала подступающие слезы.

Виде, демонстрирующийся на входе, будто готовило к тому, что они должны были увидеть. Внезапно увидев фотографии, Гермиона сгорбилась, упирая глаза в пол, ее права рука привычно, будто и не прошли эти месяцы, легла на рукав левой, да тревожно переглянулись взрослые и тогда заговорил Гарри, читая поминальную молитву.

— Йитгадал вейиткадаш шемэ раба, — зазвучал под сводами голос юноши, по шекам которого катились слезы.

— Беалема ди вера хирутэ… — откликнулась Гермиона. Молитва прервалась, подхваченная Леви, а девушка уже рыдала, глядя на забытые, казалось, картины.

Под сводами галереи звучал Кадиш, и у слышавших его шевелились губы, но зайдя в очередной зал, Гермиона просто упала на пол, не в силах продолжать движение — с фотографии архивной карточки, полной немецких надписей, на девушку глазами, полными ужаса, смотрела она сама. Рядом на пол опустился и Гарри, обнимая невесту, а их класс застыл в экспозиции Освенцима, пораженно разглядывая старую фотокарточку, с которой на них смотрела их соученица.

После минуты ступора, ученики израильской школ магии подбежали к Гермионе и Гарри, чтобы поддержать неожиданно так много прошедших людей. Сразу понявшие, отчего буквально воет девушка, лежа на каменных плитах музея Катастрофы. И их тепло показало подросткам, что все закончилось, но люди помнят! Помнят каждого! Тех, кого унес газ, кто был повешен, расстрелян двуногими зверьми! И осознание именно этой памяти дарило уверенность в будущем.

Луна висела на Рахели. Разглядывая материалы, побывав в Зале Имен и в детской части, девушка чувствовала, что просто сойдет с ума от того, что видела, а ведь ее старшие — они через это прошли… Чувствовать и осознавать это было непросто.

— Они помнят, любимая… — Гарри не заметил, как произнес это слово, впервые прозвучавшее именно здесь — среди замерших картин прошлого. — Наш народ помнит.

— И мы не забудем… — прошептала Гермиона. Ее держал на руках жених, потому что сама девушка идти не могла — просто не держали ноги от перенесенного всплеска.

— Никто не забудет, — твердо произнес Леви Коэн, верховный маг Израиля.

А класс сплотился вокруг этих двоих, помогая и поддерживая. Обретя множество друзей, Гарри и Гермиона закончили в школу, были призваны в армию, чему, конечно же, совершенно не сопротивлялись. И ощущая винтовку в своих руках, молодые люди знали — они тоже защищают покой своего народа, чтобы больше не пылали печи и не дымили трубы. Чтобы никого не мучили звери…

Любовь бывших Поттера и Грейнджер, была, казалось абсолютной. Полыхнув с новой силой, она поражала своей чистотой всех окружающих, заставляя и Рахель, и Леви улыбаться. Ведь разве не об этом они мечтали когда-то в страшном бараке?

Женившись в положенный срок, Гермиона и Гарри были счастливы долгие годы. Луна тоже нашла свое счастье в этой стране. Многое забылось — Дамблдор, Волдеморт, Пожиратели стали историей, но Катастрофу они помнили всегда, рассказывая о ней и своим детям.

— Мама ты так рассказываешь, как будто сама была там! — однажды восхищенно произнесла младшая дочь.

— Эх, Лея, — только вздохнула женщина, погладив ребенка по голове.

— Родители, а можно вы придете и расскажете? — поинтересовался как-то старший.

И постаревшие, но ничего не забывшие Коэны согласно кивнули. Никогда не отказывая в помощи, они жили своей жизнью — без всяких лордов. Просто жили, ощущая себя защищенными и гордыми за свой народ, прошедший множество испытаний, но не согнувшийся.

***