Шесть собак, которые меня воспитали

Когда мы поздно вечером возвращались домой по плохо освещенной улице, Бу выказывал свое недовольство, если идущий позади нас человек подходил слишком близко. В дневное время понятие «слишком близко» не имеет особого значения, зато ночью, если к вам вдруг кто-то приближается на темной улице, становится страшно. Но при таком сопровождающем звать на помощь нужды не было. Стоило кому-то переступить невидимую черту, как Бу перехватывал инициативу. Он шел, не останавливаясь, но одним только взглядом заставлял человека отступить.

Дома Бу тоже был отличным сторожем. Он начинал лаять, когда в ночное время возникали непривычные звуки. И если лай не прекращался, то я или Дэвид вставали посмотреть, в чем дело. Бу никогда не лаял без причины: это могло означать, что некто забрался туда, где ему не место.

Вряд ли кто-то мог противостоять этому псу. Мне не о чем было беспокоиться, если мы задерживались в Проспект-Парке до темноты. Однажды во время нашего пребывания на ферме Календарь мама вспомнила, что забыла запереть дверь в доме, но я успокоила ее: «Можешь не волноваться. Бу не дремлет». В другой раз мы припарковались на пустынной автостоянке в полночь, и я совершенно спокойно откинулась назад и закрыла глаза, чтобы вздремнуть, в то время как семилетняя Лекси крепко спала на заднем сиденье, а Дэвид отправился за кофе. Почему? Да потому что Бу сидел рядом и охранял нас.

А потом все тот же гормональный всплеск, связанный с наступлением половой зрелости, который до этого лишил Бу возможности свободно играть и бегать с другими собаками, еще раз дал о себе знать. В одночасье все охранные способности Бу превратились в совершенный хаос. Неожиданно он перестал отличать громкие звуки от слишком громких, темную одежду от темных намерений, улыбку от ухмылки. Если раньше он прекрасно воспринимал эти нюансы, то теперь не видел их вовсе. Его подозрения вызывал любой: подросток, смеющийся над шуткой товарища, мужчина, громко через улицу зовущий свою жену, закричавший маленький ребенок. Тревога рождалась у него и при всяком неожиданном звуке: что-то хрустнуло под ногой идущего по тротуару человека, где-то хлопнула дверь автомобиля, кто-то с грохотом закрыл багажник.

Если же вокруг все было спокойно, Бу начинал что-нибудь выискивать, внимательно приглядываться к незнакомым людям на улице, особенно к мужчинам, пытаясь усмотреть в их действиях нечто криминальное – хотя бы просто косой взгляд; это послужило бы разрешающим сигналом к началу военных действий. Пес стремился овладеть ситуацией и подчинить себе врага. Сначала он устремлял на «противника» взгляд, означавший «уйди с моей дороги», и угрожающе рычал. Затем, если я его не останавливала, делал выпад с явным намерением вонзить во врага зубы и заставить его сдаться.

Бу наводил на людей ужас. Его боялись. Даже в самый разгар дня вокруг нас всегда было свободное пространство. С наступлением темноты нам уступали тротуар целиком. Я могла гулять по самым темным и отдаленным тропинкам, могла бы отправиться часа в два ночи побродить по самым злачным местам Нью-Йорка с приколотой к спине пятидесятидолларовой бумажкой. Но какая же это была нервотрепка! Мой пес, охранник по своей природе, вышел из-под контроля! Улицы, по которым еще месяц назад спокойно прогуливались другие собаки, теперь превратились в минное поле с единственной скрытой там миной – ротвейлером Бу и угроза на нее напороться никогда не исчезала. Этот пес был как несчастный случай, поджидающий за углом, как заряженное ружье, готовое в любой момент выстрелить.

Сначала я защищала маленького Бу от опасностей окружающего мира. Но прошло полтора года, и мне пришлось защищать от него окружающий мир.

Но и это не все. Настал момент, когда пришлось задуматься, как бы нам самим от него защититься. Его агрессивность набирала обороты, и Бу уже не пытался оставить ее за порогом дома. Теперь уже и мы подвергались опасности. Когда я однажды осмелилась предложить ему покинуть кресло, поскольку кто-то из нас хотел в него сесть, то услышала рычание в ответ. Когда же я стала настаивать, он медленно поднялся и ушел, сверля меня при этом взглядом, в котором не было ни капли любви. К счастью, это был единственный случай, поскольку Бу вообще не любил лежать на мягком, разве только для того, чтобы лишний раз заявить: «Я здесь главный».

А вот «война» за миску с едой происходила на кухне ежедневно: он вообразил, что я, едва наполнив миску, тут же захочу ее отнять. Независимо от того, была ли миска полна до краев или в ней оставалось несколько кусочков еды, кобель яростно ее охранял и угрожал мне, Дэвиду, Лекси, кошкам, мухам – каждому, кто необдуманно решит к ней приблизиться. Это раздражало и нервировало всех, кроме самого Бу.