Этот эпизод еще раз продемонстрировал бдительность Бу. Если бы это был вариант игры «Что неправильно в этой картинке?», щенку не потребовалось бы ни секунды на обдумывание. Он уже знал ответ: в эту картинку не вписывается скрежет закрываемого окна.
Казалось бы, услышав незнакомый звук, щенок должен испугаться, прижаться к моим ногам или попытаться скрыться в доме, но он и не думал отступать. Этот звук пробудил в нем сторожевой инстинкт, и Бу с яростью маленького, весом в три килограмма, льва встал насмерть на защиту своей территории: дома, двора, деревьев и меня.
«Это просто окно, малыш, – говорила я, поглаживая его по спинке. – Все в порядке!» Но щенок не успокаивался. Если Бу казалось, что откуда-то исходит опасность (настоящая или мнимая), он полагался только на свои уши и на собственные инстинкты, и ничьи увещевания не могли его успокоить. Поскольку он продолжал лаять, мне пришлось взять его на руки и отнести домой.
Бу делал все, что свойственно любым щенкам, включая ротвейлеров. Он «орошал» ковры в доме, словно это были газоны с травой, которые нуждались в непрерывном поливе, и оставлял маленькие коричневые кучки. Бу жевал все – диваны, кресла, ковры, ножки стола и нас в том числе. Невозможно было предусмотреть, куда он заберется в следующий момент. Кто мог предположить, что его заинтересует содержимое нижних ящиков кухонного шкафа? Нельзя было предугадать, в какую еще щель Бу удастся просочиться. Этот щенок в считанные мгновения на удивление быстро и незаметно ухитрялся выскользнуть во входную дверь.
Существует один способ борьбы со всеми этими правонарушениями: закон и порядок. Я не использовала ни клеток, ни контейнеров, они вообще в то время не были так популярны, как сейчас (в принципе они действительно помогают). Одиннадцать лет назад клетки применяли в основном заводчики. Обыкновенные владельцы собак использовали другой способ: строгое расписание и режим, основанный на собственных наблюдениях; например, Бу (как и любой другой щенок) должен был привыкнуть опорожнять кишечник и мочевой пузырь сразу после еды или после сна. Как только Бу приступал, я немедленно ставила его на газету или выносила в определенное место во дворе и ждала, пока он покончит со всем этим, а уж потом начинала нахваливать его так, словно он только что создал портрет Моны Лизы. Через две недели Бу перестал пачкать в доме. Все-таки это был ротвейлер до кончиков когтей.
Чтобы отучить Бу грызть все подряд, я подкарауливала момент, когда он подбирался к ножке обеденного стола, а потом громко и решительно говорила: «Фу!». Затем я хвалила его за отказ от ножки и немедленно выдавала одну из его игрушек, которую можно было грызть.
Чтобы Бу не таскал наши башмаки, носки и другие случайно оставленные на полу вещи, мы все убирали. Если все-таки какой-то носок вместо бака с бельем оказывался на пути у щенка, немедленно следовала команда «Фу!». Я постоянно подчеркивала разницу между его вещами (бери и веселись сколько влезет!) и нашими (совершенно неприкосновенны). Очень скоро он все понял, но во все наши правила вносил свои коррективы. Он перестал грызть запрещенные предметы, зато продолжал жевать нас. Своими острыми щенячьими зубами Бу постоянно атаковал носки и башмаки на наших ногах, а если мы ходили босиком, страдала наша «шкура». И тут уже не помогало никакое «Фу!». В ответ на сопротивление и попытки защититься щенок с еще большим азартом и настойчивостью шел в атаку.
Эти выходки мы так и не сумели пресечь, проблема решилась сама собой: у щенка выпали молочные зубы, а когда на смену им появились чудовищные «взрослые» зубы, то, слава богу, прошла маниакальная страсть все жевать.
А вот вопрос о преследовании кошек оставался открытым. Правда, теперь пес пускался в погоню, только если кошки передвигались слишком быстро. По мнению Бу, они должны были перемещаться шагом, с опаской глядя в его сторону; любой другой аллюр расценивался как непозволительно быстрый. Если же кошки не могли удержаться от искушения весело промчаться по комнате с задранными хвостами, он немедленно пускался вдогонку, полностью игнорируя мое громкое: «Фу!». Иными словами, при виде бегущей кошки пес мгновенно превращался в того восьминедельного щенка, который совершил свою первую в жизни погоню; так же он поступал в трехмесячном возрасте и когда стал гораздо старше.
Кошки сами нашли выход из создавшегося положения, полностью изменив привычки: если, по их мнению, Бу пребывал в одном из своих «кошкогонятельных» настроений, они прятались на кухонных шкафах, за каминной решеткой или между ножек стульев под столом в кухне – в таких местах, где собака не могла их достать.