Шесть собак, которые меня воспитали

Я уже упоминала о другом качестве, которое делало Тимбу незаменимым сторожем, она относилась к людям как к членам своей стаи и, следовательно, должна была их защищать. Это чувство долга оказалось столь сильным, что возобладало над инстинктом самосохранения, генетически заложенным в каждом волке и диктующим определенный тип поведения, избегать конфликтов, а драться только когда на карту поставлена жизнь. И если Тимба, наперекор природному инстинкту, в случае опасности готова была драться, угрожающе скалилась и пару раз кидалась на человека, то только потому, что в ее стае были люди. Мне все это казалось просто чудом.

В отличие от маламутов и хаски, которые в любой момент предпочтут обществу хозяина возню в снегу или любое другое развлечение, в отличие от большинства волчьих гибридов, связь которых с человеком весьма эфемерна, и в отличие от волка, который просто избегает человека, Тимба обладала собачьей способностью привязываться к человеку. И она привязалась к нам всей душой. Правда, и мы любили ее не меньше.

Дома, когда мы с Дэвидом были заняты на кухне, Тимба обычно наблюдала за нами из дальнего конца спальни, лежа в своем любимом синем кресле. Ночью она спала в этом кресле напротив нашей кровати. А днем иногда просто «обозревала» дом со своего синего трона.

В любимом кресле она устраивалась всегда одинаково: запрыгивала, крутилась и укладывалась мордой вперед, свесив передние ноги. Во время сна голова лежала у нее на коленях.

Работая на кухне, мы с Дэвидом все время посматривали на Тимбу, а иногда ласково окликали ее, просто чтобы увидеть, как она улыбается в ответ. Когда мы покидали кухню и перебирались на диван в гостиной, Тимба теряла нас из виду. Через минуту она спрыгивала с кресла и присоединялась к нам. Легонько носом подталкивала чью-нибудь руку – просила, чтоб ее погладили; несравненно больше, чем любимое кресло, собака ценила ласку и нашу любовь.

Когда мы приходили в парк, Тимба убегала не сразу, хотя обожала носиться по полянкам и зарослям. Обычно она останавливалась и оглядывалась на меня. Иногда ей казалось, что этого недостаточно. Тогда она возвращалась – даже если ее не звали – обнюхать мою руку, потому что своему носу она доверяла больше, чем глазам. И только убедившись, что все в порядке, радостно убегала вперед.

Первые успехи Тимбы в дрессировке – целиком заслуга Деллы. Но и после того, как Делла умерла, я продолжала заниматься с Тимбой. Она научилась приносить поводок и подходить по моему жесту. Но самым поразительным был случай с едой. Однажды на кухне на пол упала какая-то совершенно не подходящая для собак еда, и мы это не сразу заметили. Тимба же подошла, обнюхала и подобрала ее. Тут я увидела, что она что-то взяла с пола, и крикнула: «Фу, Тимба!» Вслед за этим я нагнулась, раскрыла ей пасть и извлекла то, что она уже прожевала и готова была проглотить. А собака без малейшего сопротивления, даже не задев зубами руку, позволила мне сделать это. И не только потому, что я ее так приучила, но и чтобы угодить мне. Тимба считалась со мной и любила меня, как только может любить собака. Такое поведение было тем более ценным, что его демонстрировала собака с волчьей кровью, которая совсем недавно скалилась в ночи, охраняя мешок с кормом.

И столь сильна была у Тимбы способность любить и отзываться на любовь, что она распространялась за пределы ее стаи. Прежде всего, это касалось детей. Она их обожала. Тимба вовсе не была большим злым волком из сказки о Красной Шапочке. Она была большим добрым волком, который вилял хвостом и позволял себя гладить. Ей нравилось, когда маленькие ручки касались ее, она даже позволяла играть со своим хвостом, а далеко не всякая собака допустит такую фамильярность. Дети смотрели ей в глаза, и Тимба не отводила взгляд, потому что видела в их глазах такую же идущую от всего сердца любовь, которую дарила сама.

Еще она любила нашего ветеринара доктора Вассермана. Он, в свою очередь, ее обожал, а также его ассистент, доктор Турофф, и весь персонал клиники. Когда Тимба приезжала для очередной прививки, все они выходили в приемную, чтобы с ней поздороваться, не дожидаясь, пока ее заведут в смотровую. И Тимба всегда была рада их видеть.

Ветеринарам не приходилось иметь дело с гибридом волка ни до, ни после Тимбы. Когда мы появились впервые, волчья внешность Тимбы их слегка смутила, и они поспешили убедиться, что намордник у меня под рукой. Но через минуту все их страхи исчезли. Тимба была доброжелательна с каждым, кто вступал с ней в контакт. Безропотно переносила уколы и прочие процедуры. Даже если она и ощущала некоторый дискомфорт, то уже через мгновение все было забыто, а собака, помахивая хвостом, принимала ласки и выслушивала комплименты в свой адрес.