Шесть могил на пути в Мюнхен

— Как-то раз, — медленно начал Роган, — вы сказали мне, что никогда не применяли насилия к женщинам. И солгали, потому как именно вы помогали убить мою жену. — Бари смотрел растерянно, и Роган продолжил: — На Масленицу в 1945-м в Мюнхенском дворце правосудия. Вы поправили мне галстук перед тем, как Эрик Фрейслинг выстрелил мне в затылок. Но вы меня не убили. Я остался жив. Братья Фрейслинги мертвы, Мольтке и Пфан тоже покойники. После вас настанет черед Паджерски и фон Остена. Разделаюсь с ними и смогу умереть счастливо и спокойно.

Дженко Бари, попыхивая сигарой, долго и пристально смотрел на Рогана.

— Так и знал, что мотив у тебя будет благородный. Ты человек чести, это сразу видно. Всю неделю я наблюдал за тем, как ты планируешь убить меня, а потом благополучно добраться до аэропорта в Палермо. Вот и решил помочь тебе. Согласился поехать на пикник. Оставишь мое тело здесь — и вперед! Никто еще ничего не узнает, а ты будешь в Риме. Только потом советую как можно быстрей покинуть Италию. Руки у мафии длинные.

— Если б тогда вы не поправили мне галстук, если б не отвлекли внимание, чтобы Эрик смог незаметно проскользнуть мне за спину, возможно, я б не стал вас убивать… — пробормотал Роган.

На истощенном лице Бари мелькнуло удивление. А потом он грустно улыбнулся.

— Я не собирался отвлекать или обманывать тебя, — сказал он. — Просто подумал: ты в тот момент понимал, что должен умереть. И мне хотелось хоть как-то утешить тебя. Вот и решил, что этот жест, простое дружеское прикосновение, хоть как-то успокоит тебя в этот страшный миг. Но и открыто выступать против той шайки убийц я тоже не мог, сам понимаешь. Нет, не подумай, я не оправдываюсь. Вину свою признаю. Но ты должен верить: я не имею никакого отношения к смерти твоей жены. И к ее крикам — тоже.

Жаркое сицилийское солнце стояло прямо над головой, скала, прежде укрывавшая их от беспощадных лучей, уже не отбрасывала спасительной тени. Роган ощутил тошноту и одновременно страстное нетерпение покончить со всем этим.

— Так значит, это фон Остен убил ее? — спросил он. — Скажите, кто пытал и мучил Кристин, и клянусь ее памятью, я отпущу вас!

Дженко Бари поднялся во весь рост. Впервые за время общения Роган увидел его в гневе.

— Дурак ты, больше никто! — рявкнул он. — Неужто не понимаешь? Я хочу, чтобы ты убил меня! Ты мой избавитель, а не палач. Каждый день меня мучают страшные боли, никакие лекарства уже не помогают. Рак сидит в каждой клетке моего тела и все никак не убьет. Как нам не удалось убить тебя в Мюнхенском дворце правосудия. Я могу прожить с этой жуткой болью еще годы, проклиная бога. Понял с первого дня, что ты хочешь меня убить. Помогал, как мог, чтобы выпала такая возможность. — Он улыбнулся Рогану. — Знаю, это выглядит довольно скверной шуткой, но я скажу тебе всю правду о жене, только если ты дашь обещание убить меня.

— Почему бы вам просто не покончить с собой? — грубо спросил Роган.

И удивился, когда Дженко Бари низко опустил голову, а потом поднял и взглянул ему прямо в глаза. Затем итальянец чуть ли не со стыдом прошептал:

— Это же смертный грех. Я верю в бога.

Настала долгая томительная пауза. Оба они стояли. Первым молчание нарушил Роган:

— Если скажете, что это фон Остен убил мою жену, я убью вас, обещаю.

— Командиром нашей группы был именно он, Клаус фон Остен, — медленно начал Бари. — Он приказал записать крики твоей жены на магнитофон, чтобы потом мучить тебя. Странный он был человек, ужасный. Ни один из тех, кого я знал тогда, до такого просто не додумался бы. Но получилось это незапланированно. Нет, случайно. И однако именно ему пришла в голову мысль записать ее крики как раз в тот момент, когда несчастная уже умирала.

— Тогда кто пытал ее? — хрипло спросил Роган. — Кто ее убил?

Дженко Бари снова заглянул ему прямо в глаза и ответил мрачно:

— Ты.

В висках у Рогана застучало, кровь начала пульсировать и биться о серебряную пластину в черепе. Он произнес глухо:

— Подлый ублюдок, ты меня обманул. Ты и не собирался говорить мне, кто это сделал. — Он достал «вальтер» из кармана пиджака, прицелился Бари в живот. — Говори! Кто убил мою жену?

И снова Дженко Бари посмотрел ему в глаза и снова ответил мрачно:

— Ты убил. Она умерла во время родов. Ребенок родился мертвым. Ни один из нас к ней и пальцем не прикоснулся. Да и к чему? Ведь мы были уверены, она ничего не знает. Но фон Остен догадался записать ее крики, чтобы затем шантажировать тебя.

— Ты лжешь, — пробормотал Роган. И, недолго думая, нажал на спусковой крючок. Звук выстрела громким эхом разлетелся среди скал, истощенное, почти невесомое тело Дженко Бари распростерлось на земле футах в пяти от того места, где он стоял. Роган приблизился к скале, у подножья которой лежал умирающий. Поднес ствол пистолета к уху Бари.

Глаза итальянца открылись, он благодарно кивнул. А потом еле слышно прошептал Рогану: